– Муж чего говорит? – зыркнул на женщину Рух.
Лукерья смутилась, глаз не
подняла.
– Ничего не говорит,
Заступа-батюшка.
– Немой? – посочувствовал Рух. Хотя чего там
сочувствовать, лучше немого мужика только немая баба.
– Нету мужа, – еле
слышно выговорила Лукерья.
– Вдова?
Лукерья отрицательно помотала
головой.
– Так, – Рух
остановился. – Если в загадки играть собралась,
то давай без
меня.
– Стой, – Лукерья схватила за руку и тут же
отдернулась, словно прикоснувшись к раскаленному железу в кузнечной
печи. – В
Москву Петр Лексеич уехал, на заработки, и весточки нет от него. Я
ить не знала, что в тягостях, и он не знал, без него Митюнюшку
родила.
– Муж в отъезде, а жена
родила? – усмехнулся Бучила.
Лукерья всхлипнула, готовясь
расплакаться. Намек на возможность измены оказался излишним, не
надо было так злобно шутить. Женщины существа
впечатлительные.
– Ну не реви, – смягчился Бучила.
– Я не это…, – зачастила
Лукерья. – Ты,
Заступушка, не подумай, я мужнину честь свято блюду. Есть у нас
Малушка Шныкова, через два дома живет, так вот она...
– Да наплевать, – признался Рух. Слушать о веселом
распутстве Малушки Шныковой не хотелось. – Одна живешь?
– С матушкой и батюшкой, Невзор и Матрена
Моховы, знаете? – Лукерья снова смутилась. Понятно, при
живом–то муже у родителей
жить. – На
сносях была, за коровкой стало дюже трудно следить, в отчий дом и
перебралась. Долго мы ребеночка ждали, я и в церкви Богоматери
кланялась, на святые источники хаживала, снадобья всякие пользовала
— воняла гадостно, а толку–то нет.
Уж и не чаялись, Петр Лексеич через то горевал. А тут гляжу,
батюшки, кровя из меня перестала идти, грудь округлилась, а потом,
святые угодники, живот растет и растет!
– Думаешь они виноваты? – перебил
Рух.
– Кто?
– Святые угодники.
Лукерья поперхнулась, но тут же
вымучила улыбку.
– Шутишь, Заступа-батюшка?
Обрадовалась я, скрывалась от всех, сглаза боялась, пока матушка не
приметила. Скоро Петр Лексеич приедет с деньгой, а тут счастье
како!
– Точно приедет?
– А как не
приехать? – искренне
удивилась Лукерья. – Он
у меня…, он у меня… Подарков воз привезет!
Рух скептически хмыкнул. Этих баб
поди разбери. Как своего Петра Лексеича помянет, аж голову в плечи
втягивает, и боится и уважает. Вот она какая — любовь. Век бы ее не
видать…
За беседой вышли к Нелюдову.
Чахлый лес сменился свежей вырубкой и полями с успевшими
проклюнуться зелеными игольями ржи. Черный тын белел свежими
кольями, пахнув стружкой и сосновой смолой. Первым делом, еще до
пахоты, бросив дела, подновляют ограду, меняют сваи, чистят ров от
ряски и дохлых лягух. Тут вопрос выживания, мать его так. Село без
стены, что воин без доспеха. Так на Руси испокон веков повелось.
Придя на новое место, люди ютились в шалашах, пока мужики
огораживались частоколом повыше, да покрепч