Завтра, 12 августа, я иду в Вилягош, послезавтра, 13 числа – в
Борош-Иено, а 14 числа – в Беель, о чем я сообщаю вам для того,
чтобы вы с своими войсками могли направиться между австрийскими и
моими войсками и таким образом окружить меня и отделить от первых.
Если это движение не будет иметь успеха и австрийские войска станут
следовать за мною, то я с решимостью отражу нападение их и путь
свой направлю к Грос-Вардейну для настижения по этой дороге русской
армии, единственно перед которою войска мои изъявили готовность
добровольно сложить оружие. Я ожидаю вашего ответа в самое
кратчайшее время и проч. Альт-Арад. 11 августа в 9 часов вечера.
Артур Гергей (венгерский генерал)»
— Какое благородство! – воскликнул майор Кундухов. – Этот Гёргий
– человек чести. Настоящий черкес!
— Точно! – согласились все офицеры и даже князь Бебутов.
— Хорошая пощечина австрийцам, – заметил он. – Символический
жест, но зато какой! Сдача нашим войскам точно укажет на
победителя. Лишь бы Паскевич снова не встал в позу.
Фельдмаршал неожиданно переменил свое мнение в отношении
переговоров. Дал добро на отправку наших парламентёров. На четырех
найтачках, разновидности венгерских дрожек, в Вилагош отправились
генерал Фролов, его адъютант Дроздов, инженер-поручик барон
Оффенберг и сапёрный поручик Ахбауер вместе с адъютантами
Гёргия.
В городке их ждали. Огромная толпа стояла перед прекрасным
каменным домом с галереей в саду. У входа – гренадеры в медвежьих
шапках. Гёргий, тонкий, высокий молодой человек тридцати лет,
близоруко щурясь, встретил русских на пороге. Его скромный вид,
кроткое доброе лицо, повязка на голове – черный шелковый платок,
ниспадавший на плечи и прикрывающий рану, полученную месяц назад, –
простое черно-коричневое пальто с красными шнурками на груди,
дорожная сумка через плечо – ничто не выдавало в нем героическую
личность. Он пожал Фролову руку и провел в свой кабинет. Оставшаяся
троица присоединилась к блистательному обществу гонведского штаба,
состоявшему из молодежи лучших венгерских фамилий.
Отобедали в большой компании из старших офицеров. За столом
пробовали шутить, но атмосфера была подавленной, мрачной. Даже на
русских офицеров накатила черная меланхолия. Им было жалко мадьяр.
Достойные соперники, рыцари, а не грубые вояки – разве они
заслужили такую участь?