— Думал, жена молодая и красивая, а она хоть и молода, но
выглядит хуже бомжих наших. Да ещё детей у меня трое — мал мала
меньше, плюс одного в пузе носит, — торопливо прожевывая яство,
жалился мой собрат по несчастью. — А я её и бью ещё, оказывается!
Вся морда в синяках. Батя старый совсем, помрёт скоро, хотя как
старый — сорок пять лет, но работа его измотала.
— Ну, а как ты думал? — кряхтя от неловкости, или от сытости,
откинулся я на спинку кресла.
— Как бы нам обратно свалить? — хмуро уставился на меня Ара.
— Куда? Окстись! Мы там, в будущем, в лепёшку разбились! Но от
жены, так и быть, спасу — будешь за конём ухаживать и жить здесь, у
меня под боком. Потом придумаю что-нибудь. Ты расскажи лучше, что
нового узнал про деревню.
— О, тут вообще охренеть можно! Представляешь, ты тут царь и
бог! Ты — барин, а мы твои крепостные!
— Тимоха, ты дурак? Неужели вчера этого не понял? — искренне
удивился я. — Знаешь, какой год сейчас? Тысяча восемьсот двадцать
шестой!
— Значит, восстание декабристов подавили уже, — блеснул
познаниями мой собрат по несчастью, чем немало удивил меня.
— Этого я не помню. Что ещё расскажешь?
— В июле начнётся русско-персидская война и закончится через два
года победой России. Часть каспийского побережья получим, — глядя в
себя, произнёс Тимоха.
— Ты историк там был, что ли? — удивился я.
— Я армянин! Царь Николай после победы организовал Армянскую
область, куда входила и Нахичевань. После изгнания в семнадцатом
веке всех армян оттуда, на этой армянской земле вновь появились
армяне из Ирана. Поэтому и знаю.
— А по специальности ты кто? Не всегда же таксовал? — решил
пропустить вековую боль армянского народа мимо внимания я.
— Отец учил сапожному делу. И что интересно: здесь я, помимо
того, что у тебя конюхом и кучером служу, ещё и обувь шью. А ты,
тот старый, который в машине был, сильно похож на себя сейчас,
молодого. И ещё… ты перед едой молитву не прочёл! А это тут
обязательно! Давай я тебя поучу.
— Сапожник — это хорошо. Раз поели, пошли ко мне, молитвы
учить.
Интерлюдия.
— И что ты говоришь, они сейчас там делают вдвоём? — спрашивает
поп Герман у Мирона.
— Уже два часа как молятся! Заперлись в кабинете и молитвы
читают.
— И барин? Вот ведь никогда не любил, а тут смотри, уверовал во
Христа. Того и гляди пост блюсти начнет, человеком станет.