Как по команде мужчины и женщины, и даже дети стали
плюхаться в сухую пыль коленями, не боясь
испачкаться.
Мне точно не стоило этого бояться, потому что вид
моего последнего более-менее целого платья покоробил даже видавшую
виды чиновницу в приёмном отделе магистрата.
Но необходимость вставать на
колени…
Стиснув зубы, я сделала это.
Боги, как же я ненавижу этих
драконов!
Небожители, которые живут в роскоши и захлёбываются
от пресыщения, пока далеко под их ногами возятся в пыли, задыхаются
от зноя и умирают от жажды и нищеты мелкие букашки, не стоящие их
высочайшего внимания. Наверняка с высоты полёта все мы здесь
выглядим именно так.
Моя мама всегда говорила, что даже, когда у человека
забирают всё, у него остаются ещё честь и гордость. Она заставила
меня поклясться перед смертью, что я никогда не буду этого
забывать.
И вот теперь я стою коленями в пыли, пока вся улица
в мёртвом молчании ждёт, когда над нашими головами пролетит дракон.
Слышно было, как тихо шелестит ветер, постукивая песчинками о
выщербленные стены старых каменных домов.
Его приближение чувствовалось кожей, спиной, по
холоду, пробежавшему вдоль позвоночника.
Словно ветер на мгновение стих… а потом горящих щёк
достиг новый, плавный порыв. От взмахов могучих крыльев, раскрытых
на полнеба.
Гигантская тень медленно скользнула на камни
мостовой.
Напряжение и страх в толпе стали ощутимыми, воздух
словно уплотнился. Низко-низко склонив голову, молилась одними
губами какая-то полная женщина в крестьянском платье и посеревшем
чепце. Слева от меня два тощих раба с седой щетиной на впалых щеках
и в стальных ошейниках на потёртых шеях упали в пыль лицом и
закрыли головы ладонями.
Ненавижу.
Я подняла голову и посмотрела в
небо.
Пусть я на коленях.
Но я не боюсь вас, драконы.
У того, у кого ничего нет, вы не можете ничего
отнять. А моя гордость всегда будет со мной, даже когда я стану
такой старой и больной, что уже не смогу встать с колен, если вы
пролетите над моей головой – бессмертные, могучие,
величественные.
Этот был тёмно-лиловый, почти фиолетовый. На мощной
чешуе переливались лучи солнца так, что слепило
глаза.
Он качнул гибкой шеей, плавно взмахнул крыльями с
тонкой просвечивающей перепонкой, и массивное тело поднялось
выше.
Построенные в три-четыре этажа дома теснились друг
на друге, поэтому черепичные крыши быстро скрыли от меня тёмный
силуэт, так ярко и чётко прорисованный на выбеленных невыносимой
жарой саарских небесах.