Особенно раздражало то, что он не мог тратить время на
полноценную отработку Расен Сюрюкена. Его запас чакры позволял
создать максимум пять-шесть теневых клонов, после чего он
чувствовал себя опустошенным. Мысль об этой слабости вызывала у
него глухую ярость. Он не мог позволить себе демонстрировать
технику при Буйволе или сокомандниках — доверие в Корне было
иллюзией, и Рен это прекрасно понимал. Он чувствовал на себе
невидимый взгляд — возможно, Дандзо уже давно держит его под
пристальным наблюдением.
Кроме того, он все чаще замечал, как теряет связь с Какаши, Гаем
и Обито. Их дороги начинали расходиться, и даже если он пытался
убедить себя, что это не важно, в глубине души он знал — он
отдаляется. Он чувствовал, что Гай и Обито всё еще слишком наивны.
Они не осознавали истинную жестокость мира, не испытывали настоящей
боли. Гай был полон энтузиазма, но он еще не понимал, что иногда
одной решимости недостаточно. Обито… После смерти бабушки он должен
был понять, что мечты ничего не значат, если не подкреплены силой.
Но время шло, а тот оставался прежним — слишком мягким, слишком
человечным.
Дневник сожалений
Рен бросил взгляд на стол. Перед ним лежал свиток, белоснежный,
нетронутый. Он долго смотрел на него, прежде чем взял кисть и вывел
первые слова:
"Дневник сожалений"
Его рука дрогнула. Он закрыл глаза, вспоминая всё, что оставил
за собой.
"Первого человека я убил на первом испытании. Потом ещё девять.
Во время второго задания в Корне — около 140 человек. А затем была
та миссия… лагерь, около 40 человек. В общей сложности, в этом мире
я лишил жизни 190 существ."
Рен смотрел на цифру "190", и холодная дрожь пробежала по его
спине. Он знал, что убийства — часть его пути. Они были неизбежны.
Но теперь, когда он задумался о том, что среди убитых были дети…
что их лица теперь преследовали его в ночных кошмарах… Он ощущал,
как внутри него нарастает тихий, мучительный голос:
"Ты уже не человек. Ты всего лишь орудие
Корня."
Раньше он оправдывал свои поступки. Это была необходимость, цена
за силу. Но теперь, глядя на записи, он чувствовал груз. Вина,
которую он так долго гнал прочь, медленно, но верно заполняла его
душу.
"Я лицемер. Я эгоист. Я готов сделать всё ради своей
мечты, даже если это уничтожит меня самого."
Он отложил кисть. Дневник остался открытым, чернила еще не
высохли, но эти слова уже запечатлелись в его сознании.