И тело его ты засыпал землёй.
Но бой продолжается, требует совесть,
Ты видишь, ребята примкнули штыки.
Хотелось романа, написана повесть,
И жизни минуты считают часы.
Опять в «штыковую», ёкнуло сердце,
Ощерился рот в грозном крике "ура".
Немного свободы, бескрайняя вечность,
И на обелиске лишь имена.
Война
Страшное месиво
из водки и песен,
Горечь взрывов,
на стёртых губах.
Смесь улыбок,
и злобных взглядов,
Ртов, раскрытых,
в крике «Ура!»
Чёрный ворон,
над выжженным полем,
Над мясорубкой войны,
здесь похоронено
самое лучшее:
Письма домой, из дома и сны.
Страшное месиво
зим, лет и вёсен,
Стёрлись из памятей
наших мечты,
А кто не дошёл,
тот место нашёл
В братской могиле
родной стороны.
Сапоги месили
и грязь, и глину,
И чернозём, и болотную тину.
Жрали траву
лагерей и тюрем,
Баланду солдат,
деревенскую тюрю.
Сны приходили,
и уходили
Всё об одном,
что кого-то убили.
Так зачем же вы
в сны пустили -
Вечные взрывы
кровь и могилы.
Шествуя дальше,
по грязному месиву
Смерть летела,
служа свою мессу,
И раздавались,
с твердыни небесной
Песни ушедших,
умерших песни.
Блокадный блюз
Стоял рояль
в центре блокадного города,
Цвела сирень,
но пахло почему-то порохом.
Раздавались взрывы
и давили на перепонки.
И птицы не пели,
если пели, то совсем не громко.
А рояль стоял,
таращась разбитой крышкой,
Улыбаясь клавишами,
как будто негр зубами.
Хозяин его -
был убит вчера под Москвою,
А хозяйка лежит
с помертвевшими губами.
Рассечён осколками
и из дыр рояля
Торчат во все стороны струны,
звучавшие раньше гордо.
И хотя здесь весна,
но на нём никто не играет.
Лишь близкие взрывы
уродуют карту города.
Мимо шёл старик -