Зуев опасливо посматривал вверх:
– А если упадёт?
– Падают, – Зуев показал на противоположный берег. Там было берёзовей и, вопреки песне, которую вечером перед началом регаты исполнял им в доме культуры, сыром и холодном, как бы предвещая погоду направления, местный хор в составе пяти задорных старушек и баяниста, по совместительству директора этого сырого дома, нестойчей – берёзовей и нестойчей. Одни стволы просто обломились и тесно вгнивали в берег. Другие выпали из земли и, цепляясь за неё мшистыми комлями, с грузной вялостью, как потерявший сознание человек, сопротивлялись разворачивающему их течению. Все они, видимо, упали давно, потому что были мертвы.
Впрочем, вскоре реку перегородило живое дерево. Это была большая пихта, макушкою она достигла встречного мыска и протянулась мостом. Сверху хвоя повыгорела, но нижние, то есть прежде западные, ветви тянулись в воду, оставаясь малахитово зелёны. Их густая радиальность, искажённая падением, создавала сеть, сквозь которую река пробивалась с полощущим шумом. Когда путники подплыли, они увидели вырубленный в ветвях проход.
– Для нас, – заметил Белов.
– И так и останется? – не сдержал наивности Зуев.
– Ну, что вы, половодьем снесёт. Тут так вздувает…
Зуев присмотрелся. Следы давнего половодья, раньше как-то не бросавшиеся ему в глаза, сейчас показались действительны до невероятности.
Берег повысился. Он представлял собой глинистый трёхметровый откос, из которого щупальцами бесконечного спрута тянулись ищущие добычи корни. И те из них, что поизвилистей и крючковатей, были унизаны пучками сухих водорослей и вообще разнообразной речной травы и мусора. Когда-то бурно пронесшиеся, теперь эти седые клочки обозначали подъем воды. Чтобы достать до верхних, нужно было бы встать в байдарке и ещё вытянуть руку.
– Фантастика! Неужели вода так стояла?
– Так ещё и не межень. Тут, говорят, к нынешнему метр падает, откиньте-ка. Тогда уж пешком…
Зуев вообразил, что будто они плывут внутри реки, по середине её глубины, какие-то двоякодышащие – этою и той реальностью, во всё корчующем сумасшедшем потоке, выдержать который они слишком слабы и погрузились… Он, пока эта реальность была спокойна, прикрыл глаза, пытаясь чужой памятью почувствовать над собой толщу той, миновавшей, – и потом с азартом спросил: