Ну а вящей первопричиной всей этой их доблестной увлеченности чем-либо «космического масштаба и космической же глупости»» (по словам Булгакова) вполне может оказаться именно то, что неудачи в жизни или любви попросту донельзя изменяют весь их внутренний первоначально чрезмерно ведь благодушный настрой.
Это выражение классика само собой более всего непременно до чего только безжалостно прилипает, словно банный лист, к лицу всех тех идеалистов крайне экстремистского толка.
Это ведь именно они искрометно и восторженно желают буквально все до чего безотчетно и бесповоротно разом переменить.
Да еще и более чем однозначно именно, что с ног на голову, да только при этом делают они это как раз-таки во имя истинного торжества самой доподлинной справедливости, как и донельзя абстрактного блага народа.
Да, то на деле и впрямь самая безукоризненная правда, вся та окружающая их убогая действительность более чем неизменно растравливает им души всей своей до чего немой мольбой о сколь неизбежном в дальнейшем, полнейшем так своем более чем скорейшем исключительно явном положительном видоизменении…
И это именно вследствие всех тех крайне болезненно перенесенных ими душевных страданий они и становятся антагонистами, буквально все уж то прежнее разом желающими смыть кровью тех, кто явно так за все то безобразие во всем этом мире буквально-то единолично, значит, всецело в ответе.
И мысли эти еще явно высекут из искры высокое пламя, начисто сжигающее все то минувшее и некогда безыдейно бывшее.
Нынче само собой ставшее нисколько непотребным и более чем радостно безыскусно лишним.
А ведь все это пришло вовсе не с низов, а спустилось оно с небес возвышенной правды, рвущей души буквально-то на самые мелкие куски.
Причем вся эта так называемая «правда» – не более чем низкая и подлая ложь в одежке острой социальной демагогии.
Она, подняв бурю в обществе, разве что только лишь создает одни миражи, превращая существование масс в блуждание в безводной и знойной пустыне.
Однако никак нельзя забывать, о том, что цепи самодержавного тиранства были перетерты народом именно потому, что был он ими донельзя издревле стеснен.
И его царским указом из них нисколько не освободили, а разве что вывели из прежних рамок, но свободы у него от всего этого почти так нисколько никак не прибавилось.