Темный лес - страница 2
Среди них были Вавила и Аполло. Один — наёмник, чья дорога всегда вела к крови и тайным играм власти. Другой — рядовой солдат из легиона Западных Ветров, сражавшегося за царя и родину. Их пути начинались в разных местах, но судьба уведёт их дальше — в самые глубины Тёмного леса, где магия ведьм столкнётся с человеческой решимостью, а кровь станет единственной ценой за право жить.
На узких улочках Эзилата ночь шла, будто по зыбкому песку, глухо и тяжело. Плотно севший туман обнимал крыши, подступал к окнам и глотал каждое слово, произнесённое запоздалым прохожим. Узкие улицы были похожи на запутанные коридоры, где никогда не стихал шум. Дома, сложенные из кирпича и камня, вздымались в два или три этажа, а их балконы нависали над прохожими так низко и плотно, словно сговорились лишить жителей города солнечного света и воздуха.
На верхнем этаже одного из таких домов, в комнате с обшарпанными стенами, жил Вавила. Его холодное чердачное жилье было лишено уюта: ни лишней мебели, ни украшений, только старый деревянный стол, пара стульев и кровать у стены. Здесь не было слышно ни шума, ни разговоров соседей. Для тех, кто жил под ним, валлиец Вавила был всего лишь тенью, которую лучше не тревожить. А он и не хотел быть чем-то большим.
Здесь, в этом городе, где жизнь дышала резким перегаром трактиров и застоявшимся смрадом уличных помоек, каждый искал способ, как выжить. А Вавила давно уже знал, как прожить — не просто день, а долгие годы, подминая под себя чужие страхи и сомнения. Жизнь в бедности среди иллирийцев не оставила места для идеалов. Вавила быстро понял, что сила, хитрость и готовность идти на риск — это единственное, что поможет выжить. Это сделало его прагматичным и циничным. Он научился использовать людей, не привязываясь к ним, и избегать любого, кто может стать обузой.
Он сидел за грубым деревянным столом. Перед ним лежал перевёрнутый нож, тонкий и острый, как зимний ветер, а рядом — маленький кожаный мешочек. Он не раскрывал его, но знал — внутри много золото, скрытого под мягкой дорогой кожей.
Вавила провёл ладонью по гладкой поверхности стола, словно стирал с него невидимую пыль. Его руки, жилистые и крепкие, как у человека, привыкшего к тяжёлой работе, двигались неторопливо, с едва уловимым холодным расчётом. Светлая кожа, чуть обветренная, выдававшая годы, проведённые под открытым небом, напрягалась на костяшках пальцев.