Мне повезло, электробус практически сразу подъехал на остановку, и я поехала в первую гимназию к мужу. На проходной сидел хорошо мне знакомый старик, дядя Саня. Он всю жизнь прожил в Талтае, и не хотел уезжать в родное село даже сейчас.
- Здравствуйте, дядя Саня, пропустите? Я к мужу на несколько минут. – Улыбнулась я приветливому старику.
- Ливия! Давно старика не навещала. – Тепло улыбнулся и он мне. И сразу распахнул для меня входные двери.
Я отправилась по лестнице на подвальный этаж, там находились кабинеты для дополнительных занятий. А у Хаса сейчас было время работы с отстающими учащимися. Я сразу нашла нужное мне помещение и, постучав, приоткрыла дверь. Удивительно, но внутри никого не было. Я вошла в кабинет, в котором стояло только два ряда по четыре парты. Искать мужа по всей гимназии у меня не было времени, и я уже развернулась к выходу, но вспомнила о телефоне. Можно же Хасу позвонить, чтобы узнать свободен ли он, и вызвать сюда.
Я нашла его имя в контактах и отправила вызов. Знакомый сигнал на его телефоне послышалась из-за стены. Там было подсобное помещение, в котором обычно складывали наглядный материал. И еще там находился чайник, чашки и все к чаю.
Я смело прошла к следующей двери, и резко остановилась, услышав голоса:
- Хасик, может, ответишь ей, достала уже. - Этот женский голос был мне хорошо знаком.
- Отвечу. Сейчас закончим и… - и за дверью послышалось копошение и пыхтенье.
Никогда, никогда, даже в самом страшном сне я не представляла, что Хас способен на измену. Просто чтоб убедиться в своей ошибке, я приоткрыла дверь и увидела его возле стола, он стоял спиной ко мне. От увиденного у меня на мгновение перехватило дыхание, а в груди стало настолько больно, что стоило удивлять моему сердцу: оно продолжало биться, как будто только что в него не всадили кинжал по самую рукоятку. А потом еще несколько раз не провернули его, чтобы рана никогда не зажила, а продолжала всегда кровоточить, как свежая.
Моя дрожащая рука держала телефон, пока вызов не прервался сам. Хорошо, что Хас не успел мне ответить. А потом, сама не понимая, что делаю, я включила камеру. Мне не хотелось врываться в кабинет и закатывать истерику, обвинять мужа и отца четверых моих детей в измене, плакать, стыдить взрослую женщину, мою коллегу, мать двоих моих бывших учеников.