Я просто вела запись, на которой хорошо было видно, чем на столе занимаются эти двое, слышны их голоса, называющие имена друг друга. А когда они закончили пыхтеть, камера поймала в кадр и его лицо в профиль, и ее бесстыжий облик, в распахнутой одежде.
Я тихо отошла назад и на носочках дошла до коридора, оттуда бегом поднялась на первый этаж и направилась к выходу.
Дядя Саня, как всегда, улыбнулся при моем приближении, но резко нахмурился и сочувствующе покачал головой.
- Видела? На тебе лица нет. – Он попытался усадить меня на свой стул, протянуть воду.
Но мне сейчас нужно было остаться одной и все обдумать.
- Ой, бесстыжие. – Продолжал возиться возле меня дядя Саня. – Ливия, я приду в суд и буду свидетелем на твоей стороне.
Я собрала все свои физические и моральные силы в кулак, чтоб не расклеиться перед посторонним человеком и достойно уйти из гимназии.
- Дядя Саня, все нормально. Не беспокойтесь. Насчет суда я подумаю. Если Хас спросит, была ли я здесь, - имя мужа я выговорила с большим трудом, - пожалуйста, скажите, что я его не нашла в кабинете и ушла, потому что спешила на работу.
Даже не помню, простилась ли я со стариком. На выход я почти бежала, не остановилась даже на улице, а направилась в сторону небольшого аккуратного парка, который лежал возле гимназии.
Там я села на самую дальнюю скамейку, благо людей в разгар рабочего дня здесь было немного, и, наконец, выдохнула. Плакать мне все еще не хотелось, но было невыносимое чувство утраты и разочарование. Я уже не любила мужа, а он никого кроме себя любить был просто не способен.
Но мы уважали друг друга, жили в браке почти тринадцать лет. Я родила ему четверых детей, у нас были общие планы на жизнь, хоть в последнее время и возникали некоторые размолвки. Мне хотелось кричать от обиды. Он же талтай, у нас семья стоит выше личных симпатий и антипатий. Он последователь Таухида, у нас за супружескую измену всегда следует смертная казнь. И сейчас в моих руках доказательство его измены.
Я забыла, куда дела телефон и начала оглядываться, осматривая поверхность скамейки в его поиске. Потом посмотрела в сумку. Телефон лежал на самом дне, возле плиток горького шоколада. Я взяла ту плитку, в который какао было больше девяноста семи процентов. Аккуратно раскрыла обертку. О, каждая конфета здесь лежала в отдельном фантике. Я забросила один черный кубик в рот. В первое мгновение поморщилась от горечи, но потом стала медленно посасывать горький кубик шоколада, и воспоминания сами нахлынули на меня.