Фрагменты: хроники, историографии, памятники права
В начале была хроника. Ни одного собственноручного документа, никаких письменных свидетельств, ни единого лоскутка, ни одного осколка – ровным счетом ничего не осталось у нас из свидетельств о том, что в XV в. в Европу прибыла группа людей, которых вскоре стали называть «джипси» по-английски, «боэмьен» по-французски, «хейден» по-голландски, «татерн» по-шведски, «гитанос» по-испански, а в немецком впервые в 1427 г. у Андреаса Регенсбургского (после 1380 – после 1438) они были обозначены как «гене циганорум, народность цигойнер»[10]. И только хроники, которые с конца XIII в. велись во многих городах городскими писцами – иногда тщательно, а то и с пробелами, сообщают нам, что перед воротами появились неизвестные чужаки, «необыкновенно странные / и прежде в сих краях невиданные»[11]. Тот факт, что прежде их не видели или ничего о них не слышали, заставил хронистов строить предположения о происхождении и сущности упомянутых людей: вполне решаемая проблема, как выясняется, если заглянуть в знаменитую «Всемирную хронику» Хартманна Шеделя (1440–1514) 1493 г. издания[12], которая не чурается ссылок на разветвленную генеалогию народов и правителей и даже для таких редкостей, как собакоголовые, безголовые, великаноногие и шестирукие, находит сведения и подтверждения. Однако о некоем цыганском народе до самого его появления у ворот множества городов Европы – от Стокгольма до Барселоны – ничего не слышали даже самые умудренные историографы. Ведь все эти летописцы не были свидетелями. Они записывали то, что им сообщали. Для описания чужеродного им приходилось подыскивать понятные слова и образы, чтобы новость заинтересовала и выглядела убедительно.