– То же, что и вы сейчас.
– Есть вариант получить фрагмент опухоли во время операции, то есть понять, откуда именно она растет изначально. А когда уже известен первичный источник, можно выбрать вариант наиболее действенной к нему химиотерапии.
– Они так и сказали…
Мы договорились о контрольном визите и расстались. Я уехала смотреть пианино и в тот же вечер пообещала пожилой хозяйке забрать его. Через неделю в доме появился новый деревянный жилец, бесцеремонно выселивший большой аквариум с рыбками на самое неправильное место под прямой солнечный свет. Я договорилась о встрече с родственником Денисом, профессиональным настройщиком.
Через четыре часа Денис грустно пил чай:
– Ань, зря ты мне не позвонила оттуда. Наиграла бы в трубку, я бы даже по телефону сказал тебе: не бери его.
– А мне нравится, правда!
– У тебя абсолютный слух?
– Нет, обычный.
– Ты слышишь, что оно настроено ниже, чем надо?
– Да, слышу.
– На три четверти тона ниже! И выстроить по-другому я не могу. Пока не отремонтирую его капитально, так и не смогу.
– Ничего! И пусть не держит строй долго – будет повод почаще встречаться!
Денис ворчал, что это неправильно.
Мы дружно улыбались и качали головами: нам все равно хорошо.
Так начались музыкальные вечера и нашествия по выходным. Друзья и соседи вспоминали классический репертуар музыкальных школ, городские романсы и даже танцевали вальс в гостиной. Конец ноября принес много новых консультаций на работе и несколько встреч с тем безнадежным больным по имени Владимир Алексеевич.
В декабре снова объявился его сын Алексей:
– Мы выписались. Операция не получилась совсем: все оказалось так сильно спаяно, что отца разрезали и зашили. Был консилиум в операционной. Даже фрагмент опухоли побоялись взять, сказали, высокий риск кровотечения…
Мне было жаль их обоих, и я старалась найти правильные слова:
– Вы сделали все что могли, Алексей. Я готова работать с ним дальше, сколько бы ему ни осталось…
Субботние музыкальные вечера пролетали один за другим. Денис снова приехал подтянуть несколько звуков:
– Нда… Ну и ладно!
В тот же вечер мне пришло сообщение от Алексея:
– Я все понимаю, наверное, мой вопрос глупый. Но когда мы выписывалось, мне сказали, что отец проживет около двух недель. А прошло уже почти два месяца. И он говорит, что чувствует себя лучше…