Оставалось надеяться, что ход не окажется совсем заблокирован дальше… не обрушится над её головой…
…А ещё – что барон не придёт за ней раньше, чем она сбежит.
***
Дайана в который раз собирала и разбирала путевой мешок. Он был не так уж велик и включал только самое, на её взгляд, важное: небольшой бурдюк с водой, сушёные фрукты, сухари, хлебные лепёшки и жёсткие полоски вяленого мяса в полотняном мешочке – то, что она сумела незаметно вынести из кладовых; сменное бельё, несколько запасных рубашек и сорочек из тонкого льна… А ещё – пригоршню драгоценностей и украшений, которые Дайана, за неимением денег, хотела использовать во внешнем мире: жемчужную сеточку для волос, вышитый золотой канителью пояс; пару колец, в которых искрились сапфиры, будто зажатые в когтистых «лапах», и увесистый, с голубиное яйцо, опал, внутри которого застыли замысловатые прожилки цвета радуги.
Подумав, Дайана встала с кровати и присела у крытого ковром сундука. Открыла его и, порывшись среди тканей, что так и цеплялись за руку, вытащила большой, с ладонь, серебряный крест.
Серебро холодило кожу, кровь быстро пульсировала в висках. Этой находке было уже много лет: Дайана случайно отыскала крест в одной из потайных комнат, да так и оставила его себе, ничего не сказав отцу. Причиной было смутное детское воспоминание: когда-то она уже находила подобную вещицу, только из потемневшего, как от огня, дерева. На том кресте тоже был вырезан человек: худой, с остро-торчащими рёбрами, кротким, но измученным лицом…
«Кто это?» – помнится, удивлённо спросила она.
«Никто», – побелев скулами, ответил Джеймс Ридделл и властно протянул к её находке руку.
Дайана никогда больше не видела того креста. Но затем нашла этот. А давеча…
На груди, средь запылённой одежды, сияло нечто серебряное.
– Хенли, – произнесла Дайана и стиснула держащую крест руку. – Хенли, Хенли, Хенли…
Неведомый оберег, некое божество? Дайана не знала, что это на самом деле. Но ведь Хенли оно всё равно не спасло. Потому что, безусловно, было Мёртвым. Вряд ли оно будет как-то полезно ей.
Но рука всё не отпускала странную серебряную вещицу. И, когда Дайана готовилась отойти ко сну, крест уже покоился на дне путевого мешка.
…Ночью опять навалился страх. Удушливый, невыносимый. Дайана таращила глаза в темноту и крепко сжимала зубы, чтобы не закричать. Шестнадцать лет. Шестнадцать лет в замке, в этом холодном замкнутом мирке, к которому она так привыкла, непрерывно крутились в воспалённом мозгу. Что она будет делать?