Но теперь, кажется, я начинаю кое-что схватывать. Смотрите. А что, если это были одновременно и сон, и реальность? То есть не одновременно, а сначала реальность, а потом уже сон? Мы сидели на диванчиках, потягивали виски, к нам подошел Японец, мы с ним поговорили, выпили по коктейлю, и тут меня вырубило. Похоже на правду? Вполне. Но тогда почему, когда я проснулся, Мика, Ил и Крот начали врать, что ничего не понимают? Какой в этом смысл? Не было ли это вообще спланированной ерундой вроде шутки или розыгрыша?
Господи, не хватало еще теории заговоров против своих же друзей строить. До чего докатился…
– Альбе-е-ерт, – ткнул в меня пальцем Мика. – Альберт, ты что, снова уснул?
– Нет, – вздрогнув, ответил я. – Просто задумался, а что?
– Ил выходит, помаши ему ручкой.
Я посмотрел в окно: от красивых домиков центра не осталось и следа – теперь повсюду торчали многоэтажки. Среди них, цветастых переростков, еще проглядывалась слегка сгорбленная фигура Ила, неторопливо ускользавшая во двор. Он уходил, не глядя нам вслед, будто герой пафосного боевика. Не хватало лишь заката или взрыва…
– А что Крот? – спросил я, когда машина отъехала.
– Он уже вышел. Обиделся на тебя, кстати. Сказал, что такие друзья, которые не хотят с ним даже попрощаться, ему не нужны.
– О боже, – усмехнулся я. – После такого только в петлю.
– И не говори, – натянуто улыбнулся Мика.
– А ты чего сам не вышел? Тебе же раньше всех.
– Да знаешь, не тянет сегодня домой. Решил до дачи доехать, о жизни подумать.
– Проблемы с подписчицами?
– Ага. Типа того.
Дальше продолжать я не стал. Было заметно, что Мика не особо настроен на разговоры. Хоть он и улыбался и даже немного юлил, на его лице, в уголках губ и глаз, отражалась едва уловимая печаль. Те усмешки, ухмылки – всего лишь защита, понял я. Баррикады, за которыми он спрятал настоящие чувства. Такие люди, как Мика, не привыкли показывать свое истинное лицо, особенно если это лицо чем-то омрачено. Может, его тоже терзал «несуществующий» Японец, кто знает?
Но, так или иначе, размышлять об этом мне уже не хотелось. Я попытался было вновь сопоставить все факты, посмаковать их, но мысли мелким бисером рассыпались по голове. Вместо них нахлынула толпа воспоминаний. Мамины руки, одиннадцать лет в школе, первый секс по пьяни, смерть отца… Интересно, если папочка видит меня, то о чем думает? О том, что его сын олух? Или о том, что не уделял мне должного внимания? Сложно сказать. Этого человека я, в принципе, почти не знал. Те пятнадцать лет, что он существовал рядом, никак не отразились в моей жизни. Он где-то был, чем-то занимался, но для меня он именно