– Никто еще не странствовал со мной, – сказала она, – но, впрочем, никто еще и в клетку не сажал, и не принимал за белую кобылу, и не прятал под моим же обличьем. Похоже, что многое вознамерилось случиться со мной впервые, и твое общество наверняка будет и не самым странным из этого, и не последним. А потому ты можешь, коли желаешь, пойти со мной, хоть я и предпочла бы услышать от тебя просьбу о другой награде.
Шмендрик грустно улыбнулся.
– Я думал о ней. – Он взглянул на свои пальцы, и единорог увидела оставленные на них укусами прутьев полумесяцы. – Но настоящее мое желание ты никогда исполнить не сможешь.
«Вот оно, – подумала единорог, – ощущение первого паучьего прикосновения печали под кожей. Вот что значит путешествовать со смертным – и так будет всегда».
– Нет, – ответила она, – я не могу обратить тебя в того, кем ты не рожден. Не более, чем могла бы ведьма. Я не могу превратить тебя в настоящего чародея.
– Я так не думаю, – сказал Шмендрик. – Ну да ничего. Пусть это тебя не тревожит.
– А меня это и не тревожит, – сказала единорог.
В первый день их странствия сизоворонок пролетел совсем низко над ними, сказал: «Ну, чтоб меня неоперившимся в парнике заперли» – и прямиком понесся домой, рассказать обо всем супруге.
Супруга сидела в гнезде и скучным голосом пела их птенчикам:
Мошек и вошек, жуков и стрекоз,
Слизня из кущей и червя из роз,
Шмеля, улитку – причем не одну,
Всех я, детишки, для вас отрыгну.
Баюшки-бай, сколько хитрых хлопот,
И не такое уж счастье – полет.
– А я сегодня единорога видел, – сказал, едва опустившись на ветку, сизоворонок.
– Чего ты, как я замечаю, не видел, так это нашего ужина, – холодно ответила супруга. – Терпеть не могу мужчин, которые треплются на пустой желудок.
– Единорога, малышка! – Сизоворонок отбросил напускную небрежность и заскакал по ветке вверх-вниз. – Я не видал ни одного со времени…
– Ты никогда ни одного не видал, – сказала она. – Это же я, ты не забыл? Уж я-то знаю, что ты в своей жизни видал, а чего нет.
Сизоворонок оставил ее слова без внимания.
– С ней шел один такой странный, весь в черном, – затарахтел он. – Собираются Кошачью гору перевалить. Уж не в страну ли Хаггарда они направляются. – Он склонил голову под артистичным углом, который и завоевал когда-то сердце его супруги. – Представляешь картину, – восторженно заливался он, – садится старый Хаггард завтракать, а к нему в гости единорог пожаловал, нахальный, как я не знаю кто, тук-тук-тук в его дрянную дверь. Да я бы все отдал, чтобы посмотреть…