— Пришёл…
— Разве могло быть иначе? Закончишь, или ну его?
Девушка оглянулась на так и стоящего в приказанной позе, дрожащего и сдавленно всхлипывающего мальчишку. Непедагогично, конечно, но, может, и в самом деле хватит.
— Иди, зайка. И, надеюсь, ты хорошо запомнил, что я тебе сказала.
— Д-да, хоззяйка. Я запомнил. Спасибо за урок!
— Угу, вали уже,.. «зааайка».
Гость слегка пнул стёкшего на пол и на коленях отползающего в сторону двери раба. Она подождала и слегка отстранилась, заглядывая в серо-голубые глаза.
— Зачем ты так?
Мужчина пожал плечами и бесшабашно улыбнулся.
— Пусть знает своё место. Тем более не просто так же ты его наказываешь, хоть и всё равно слишком мягко, как по мне. Опять накосячил?
Тихий фырк, и она снова прячет лицо у него на груди. Отогреваясь — душой.
— Стала бы я иначе с ним возиться. Но странно это всё… Как-то наигранно, что ли, он косячит? Только сегодня наконец поняла это.
Она так и стояла, прижавшись к мужчине, и не видела недовольного взгляда в сторону двери и кривой ухмылки.
— Да и хрен с ним. Готова?
— Я?! Давно уже. А ты?
— Для тебя — всегда, малыш.
Пружина в душе почти расслабилась. Ещё немного… Девушка отступила от гостя, вновь направившись к полкам, но в этот раз выбрала простую удобную трёххвостку. Компромиссное решение. А когда обернулась, рослый мужчина обнаружился уже у стены. Обнажённый по пояс, с играющими под кожей литыми мышцами, на коленях, чуть наклонившись вперёд и упершись вытянутыми руками в вертикальную поверхность. Не мазохист, конечно, но научившийся принимать боль с удовольствием.
Ждущий. Действительно, всегда готовый. Для неё — на всё, и ещё немного больше.
И пусть это на самом деле суррогат (о чём она старалась не думать, и уж точно — не показывать, он ведь старается), но гораздо лучше, чем ничего.
1 — далеко не все тематики в повседневности используют правильные названия девайсов.
2. ГЛАВА 1. То ли выживший, то ли нет
Сергей резко вскинулся на кровати, выплывая из марева привычного кошмара и хватая ртом живительный воздух. Взмокший, растрёпанный, с бешено стучащим сердцем. Еле как успокоив дыхание, прошлёпал на кухню — горло сушило.
Гадство! Почти год ведь прошёл, а его всё не опускает. Но уж лучше это, чем… другие сны. Те, в которых он чувствует только руки, дарящие то ласку, то боль, слышит волнующий голос, говорящий, какой он «хороший мальчик». Где целует окровавленные пальцы, чувствуя тёплое и солёное на губах. После тех он всегда просыпался со слезами на глазах и мучительным стояком. Внезапно. И смущающее. Неправильно. Впрочем, многое со временем стало приниматься как данность.