А Имаев наоборот расправил грудь и мерзко ухмыльнулся.
Уже празднует победу, что ж, логично и предсказуемо. Я бы наверное делала на его месте так же.
Но к нему домой я не пойду. Пусть Зимин хоть полицию вызывает. Нет и всё.
У меня был всего один раз и это было отвратительно. Второй раз я уж точно не собираюсь проводить с таким "прекрасным и привлекательным" во всех отношениях человеком как Расим Маратович Имаев.
- Ну, так я получу компенсацию за причинённый мне физический и главное моральный ущерб? - Нетерпеливо постукивая пальцами, интересуется он.
- Само собой, - кивает Герман Эдуардович. - И будет оно соизмеримо нанесенному вам ущербу.
Тот довольно хмыкает и смотрит на меня, торжествующе и злорадно вскинув подбородок.
А мне хочется плакать от бессилья.
- Способы и меры возмещения мы определим чуть позже, - Герман Эдуардович выжидающе смотрит на Имаев. - В порядке служебного расследования. У вас всё?
Хоть я и морально раздавлена, но всё равно не могу не восхититься тем, как с одной стороны он в лоб выставляет Имаева за дверь, но при этом обвинить его в грубости нет никакой возможности.
Впрочем, Имаев либо лишён каких либо тонких чувств и эмоционального интеллекта, либо просто получил, что хотел.
Потому что он расплывается в ещё более широкой улыбке. И удовлетворённо кивает.
- Конечно, Герман Эдуардович. Приятно общаться с человеком, который осознаёт, что деньги которые приносит пациент - это основа и фундамент, которые дают существовать вашей клиники.
И никакие слова медсестрички, пусть и очень смазливенькой, не дают их перевесить.
Я закусываю губу, потому что мне до слез обидно осознавать, что так и есть.
Не смотря на мою работу и старания, деньги - это единственное, что имеет значение.
На тираду Имаева, Герман Эдуардович, лишь кивает, почему то, не считая нужным сказать вслух, хоть что-то.
- Ну, тогда мы пойдём, - неловко трет широкие ладони Имаев.
- Мы? - Холодно уточняет Герман Эдуардович.
- Ну, да. Я и медсестричка. Лизонька, да? - Зачем-то переспрашивает Имаев, хотя прекрасно знает как меня зовут. - Она ведь должна извиниться.
И тут приходит черёд первого удивления для Имаева, да впрочем и для меня. И ещё неизвестно для кого больше.
Потому что Герман Эдуардович с привычным бесстрастным выражением лица, коротко мотает головой и отрезает.