В любом случае, Изабелла обещала
помочь — не прямо, не конкретно, но это был шаг. Такие, как она, не
дают пустых слов, но и не торопятся. Надо было ждать, играть мягко,
как врач, что режет не сразу, а выжидает момент. Я допил вино,
которое поднесла служанка и решил, что пора на корабль. Тортуга
ждала снаружи, а у меня было чувство, что ночь еще не
закончилась.
Бал закончился, когда звезды уже
густо усеяли небо над Тортугой, а шум скрипок сменился гулом порта
за стенами губернаторского дома. Я попрощался с Изабеллой — она
бросила мне еще одну из своих хитрых улыбок, — и я шагнул в ночь.
Вино гудело в голове, но не так, чтобы затуманить разум, а ровно
настолько, чтобы ноги шли легко, а мысли текли быстро. Я поправил
бандану, похлопал по крюку у пояса и двинулся к «Принцессе Карибов»
через темные переулки. Пирс был недалеко, но я решил срезать путь —
не люблю долгие прогулки, когда можно дойти напрямик.
Улочки Тортуги были узкими,
вонючими, заваленными мусором и костями от рыбы. Фонари тут не
горели — их либо разбили, либо украли, — и только луна бросала
бледный свет на кривые стены лачуг. Шум порта доносился
приглушенно: пьяные вопли, звон монет, скрип весел в гавани. Я
шагал уверенно, чувствуя, как сапоги скользят по грязи, и
прислушивался к каждому звуку. Тортуга — место, где нож в спину
втыкают быстрее, чем здороваются, а я знал, что могу стать
мишенью.
И я накаркал.
Тень мелькнула у поворота и я
остановился, положив руку на крюк. Тишина слишком подозрительная.
Тихие шаги за спиной, как стук капель по палубе. Я крутнулся,
щурясь в темноту, и увидел врагов.
Трое.
Высокий с дубинкой, висевшей у него
на поясе, коротыш с ножом в руке и третий, тощий, с лицом, будто
вырезанным из старого дерева, — он держал веревку, словно собирался
меня вязать. Бандиты. Не пьяные матросы, дерущиеся за ром, а те,
кто пришел на дело. Я стиснул зубы. Кто-то их подослал — клерк из
«Торгового Дома Блейка», мстящий за провал Кита? Или местные крысы,
почуявшие добычу? Времени гадать не было.
— Эй, красавчик, — прохрипел
высокий, шагнув ближе. Голос его был скрипучий, тяжелый. — Куда
спешишь? Кошель брось, и, может, живым уйдешь.
Я улыбнулся, отступая на шаг, чтобы
держать всех троих в поле зрения.
— А может, я вам кишки выпущу, и
посмотрим, кто уйдет? — спросил я, вытаскивая крюк из-за пояса.