– Конкурс очень большой. Много со стажем работы. Парней. Проходной балл сделали очень высокий, даже с хорошими оценками – мало кто проходит. Отсеиваются.
Конечно, Глафире очень хотелось сказать «Я ж тебе говорила, а ты меня не слушала», но она была искренне рада Людвике и не хотела ехидничать в такую минуту. Ей всё время казалось, что Людвика – это её спасение и вместе с ней она вытащит Витольда из странного сползания в мир загадочных игр – и в солдатики, и с Фантомовым, и, увидев Людвику, – спокойную, повзрослевшую, с умным и ясным взглядом, Глафира была уверена, что страшные дни миновали и теперь у них всё будет хорошо.
– Ой, так что ж я сижу, – спохватилась Глафира после неловкой паузы, – я мигом чай поставлю, и вот оладушки на подходе, а курочка в духовке, минут через двадцать будет готова. Отец-то как будет рад, ой как рад!
Она бросилась к плите, поставила чайник на огонь, открыла холодильник и начала вынимать оттуда судки со всякой снедью: кабачковой икрой, селёдочным маслом, нарезанной колбаской и сыром, – но Людвика остановила её.
– Я, Глафира Поликарповна, лучше душ пока приму, если есть горячая вода, а то с поезда очень хочется переодеться.
– Может, всё-таки чайку сначала? А после душа и покушаете с отцом, я разбужу его.
– Нет-нет, не надо его будить. Я быстро. Потом чай.
– Ну ладно, тогда я оладушки как раз закончу жарить, – сказала Глафира и уже как раньше, по хозяйственному, с нотками командира подводной лодки, добавила: – Чистое полотенце на полке вверху, проверь титан, нагрелся ли. А халат чистый я тебе принесу.
Людвика подошла к плите, стащила с тарелки готовую оладью и пошла в ванную. Ах, как вкусно! Сто лет не ела картофельные оладьи. Просто тают во рту. Как бы на душе не было тяжко, всё-таки дома так хорошо! И даже Глафира пока её не раздражала. В конце концов, она у нас не каждый день, а по сменам, а там… там будут только они – она и папа, – и всё постепенно наладится. Только к этому надо привыкнуть. Она вспомнила, как Глеб на остановке помахал ей вслед, и сердце больно сжалось от тоски по нему и жалости к себе. Но нет. Это всё – в прошлом. А впереди – впереди только радость и любовь.
Она нашла полотенце, потрогала титан – ура! – он был достаточно горячим, и, быстро раздевшись, залезла под душ, включила воду. Сначала пошла довольно прохладная вода, но Людвика так устала от всяких дорожных неудобств, что любая вода, падающая на её тело, казалась ей сейчас почти чудом. Вскоре из душа побежали тёплые и вот уже – почти обжигающие струи. Она добавила холодной, и полученная температура – ни горячая и ни ледяная – обволокла её ласковым покрывалом.