– О, так вы мне не верите? – Грег сложил руки на груди. – Я не суеверный. Черных кошек за хвост в детстве не подвешивал и не сторонился провозимых по улице гробов. Отец всегда отпускал меня посмотреть на покойника. Говорил, нет ничего естественнее смерти. Земля ему пухом…
– А ваша мать жива?
– Нет. Это все бредни говорили про нее, что она сыни… съини… подстроила смерть, якобы чтобы сбежать с любовником! Никогда не верьте злословию сплетников! – Грег потряс кулаком, а Хельга подумала, что он все больше старается уйти в воспоминания.
Мантисс не прочь была послушать о его детстве и юности, потому что оттуда могли тянуться корни многих сегодняшних проблем этого человека, однако в большей степени ее интересовало настоящее: что он ощущал сейчас, какие идеи носил в голове, с кем планировал встретиться в ближайшие выходные. А уже потом только – как на эти чувства и планы повлияло то, что в пять лет он свалился в лужу с головастиками.
– А мальчишки из соседнего двора показывали на меня пальцем…
– Извините, господин Биллс, не могли бы мы поговорить о том, что вы сказали недавно, – перебила Хельга.
Грег неохотно вернулся из детства в реальность.
– Вы говорили, что иногда вам кажется, будто за вами следят. – Мантисс сверилась с записями в блокноте.
– Нет, я говорил не так. Я же не какой-нибудь заправский шизик, которому мерещатся голоса и все такое, – посмеялся Грег.
И на этом все. Развивать затронутую тему он не собирался. Просьба о сотрудничестве не помогла.
– Знаете, меня утомляют долгие беседы…
– У нас еще есть пятнадцать минут. Расскажите о вашем отце. Он многое вам разрешал? – Хельга поняла, что вот-вот потеряет его, и стала искать обходные пути для достижения результата. Непросто выуживать из человека нужную информацию, однако Мантисс уже видела, как можно вывести упрямца на правильную тропинку.
– Он был человеком широких взглядов, – подумав, выдал Грег. – Он не наказывал меня за ребячества. Часто говорил, что был таким же в моем возрасте. Даже когда я привязал соседского пса к двери какого-то пройдохи, отец недолго бранился. Единственное, в чем он был настоящим деспотом, – это религия. Отец был ярым верующим. Но за остальные поблажки можно ему и простить его чрезмерный фанатизм.
– И он прививал эти ценности всей семье? – Хельга мысленно вычеркнула вопрос.