Он отвечал – всё в порядке, как отвечал всегда, когда работы не было.
– Осень скоро, у тебя куртка есть? – Мария Александровна бережно подкидывала ему вопросы.
– Есть, есть конечно, – когда она смотрела на него, Алексей шире улыбался. Лишь бы мама думала, что у него всё хорошо и ничего не нужно.
Рюкзаки собраны заранее, Иван Николаевич одет, в бодром, подтянутом настроении. Алексей торопливо переодевался в походное. Выходя, неестественно и криво улыбнулся маме. Каждый день живя одним и тем же, казалось, она расстраивалась не от чего-то гадкого и досадливого, а от привычного, из чего и состояли все дни.
С высоты третьего этажа Мария Александровна наблюдала, как они выходят из дома по протоптанной дорожке к окраинным переулкам. Снова сбилась и ничего не спросила. В семье мало говорили об Алексее и Ольге, боялись тронуть тему. Надо будет свахе, Ирине Петровне позвонить. Для самой себя она не хотела добавлять – бывшей свахе. Обе матери быстро подружились: обменивались рецептами, ходили вместе по магазинам, по праздникам встречались семьями, прошлым летом вместе солили грибы. Когда Мария Александровна с Иваном Николаевичем приезжали в областной центр, вместе навещали молодых.
Иван Николаевич тоже задумал поговорить с Алексеем как только узнал, что тот выберется к ним в субботу, на девятнадцатое, на первую зорьку. Думал завести разговор на выезде из города, когда тряслись маленьким квадратным автобусом по проселочным буеракам, но слова не получались, да и шумно. Алексей выглядел неважно. Сколько матери ни улыбайся, за завтраком ни шути, Иван Николаевич приметил замкнутое, словно набухшее лицо, ленивые глаза, вялые движения. Непорядок быть увальнем в молодости, крякнул про себя Иван Николаевич. Всяко бывает, что поделаешь. После разрыва Алексей приезжал к ним лишь раз, родители еще мало что знали и рассчитывали – всё решится к лучшему. В тот раз Алексей ничего не рассказывал, как в полусне прошатался день по городу и уехал.
Природа радовалась сытному лету, золотистым, жирным полям, густым, волнистым лугам. Расходилось солнце. Небрежно порванные облака темнели серединами, грозя зарядами небесной воды.
Проехав несколько остановок, пройдя мимо покореженных заводских заборов и осевшего в серость колхоза, утопшего в бурьяне, они собрали ружья у мелководной речушки. Берегами ее раскинулись свежеубранные, а где-то еще колосящиеся поля. Вдалеке гудели комбайны. Август надувал запахи позднего лета – сады дышали яблочной зрелостью, запруды престарелой тиной, в полях стоял дух пыльной соломы и теплого зерна.