У самых ворот базы Муха услышал тихий скулеж. Некогда! Потом вздохнул, вернулся. Под пыльным кустом сидел щенок. Лопоухий и тощий. Жалкий. Непонятного цвета. Псёныш остервенело вгрызался в свои худые косматые бока, ежесекундно вылавливал блоху. Потом с нетерпеливым стоном отвлекался и начинал размашисто чесаться где-то за ухом. Терял равновесие, заваливался, и, не успев встать, снова утыкался всей мордой в обсмоктанный бок. На подошедшего Муху глянул затравленно, неуверенно мотнул куцым хвостом.
– Хлеб будешь? – Муха развернул пакет с куском вчерашней лепешки, отломил немного. Щенок смотрел исподлобья, заворожено принюхиваясь и позабыв про блох.
– На. – Хлеб исчез в пасти моментально.
– Бейшара…
Муха отчего-то вспомнил, как просыпался в детстве. Запах раскаленного тандыра и свежих лепешек ранним утром. Мамин цветной халат, пиалы зеленого чая и гулкую прохладу большого беленого дома в занимающейся жаре.
Мотнул головой. Нечего тут раскисать. Он же мужчина. Вынул телефон.
– Наташа-тате, это Мухаммед. Я уже тут, я вовремя. Нам на склад нужна же собака, хорошая, охранник? Я приведу щенка сейчас!
– Муха, где тебя черти носят? Уже пятиминутка прошла, машина на разгрузку встает, пулей сюда!
Какая еще собака, кто ее кормить будет?
– Я покормлю сам… пока… – Не видать ему теперь еще месяц телефона…
– Бегом!
Наталья Дмитриевна отошла от окна офиса. Видела, как тощий Муха бежал с маршрутки, и как кормил блохастого приблудыша своим теперь уже обедом, как звонил ей только что. Господи, дите дитем, как мог шеф его на работу взять? Куча родственников, и не нужен никому. Как там у них говорят? Бейшара…
Баб Веру привезли в больничную палату в пятницу, поздней ночью – сухую, беззубую и совершенно седую. Скрюченную от боли. Иглы систем выныривали из тонких, пугливых вен, лекарство разливались под пергаментную кожу… Она ничего не видела и не слышала, не понимала, что у нее спрашивают, была не в состоянии что-то ответить. Ночь казалась бесконечной. К утру подкараулил сон – или это было полузабытье от тех лекарств, что все же проникли в ее тело. Мутное, туманное полузабытье где-то на грани между сном и тупой бесконечной головной болью.
Врач тронул спящую старушку за плечо. Она проснулась.
– Как Вы себя чувствуете? Голова болит?
– Да… И рука правая почему-то.