покрыты были скифские курганы,
акрополь, и будь я тогда пиит,
то оду сочинил бы в честь столицы
древнейшей царства скифов. О, она
Неаполь-Скифский называлась. Нам,
детишкам, это было, как и птице
летящей в облаках, и все равно
и, в общем-то, и неизвестно, но
теперь я почти горд, как будто в жилах
кровь скифов у меня. Хотя они
довольно диковаты были, дни
иль в войнах проводили, или милых
любили, или пьянствовали. Вот.
Достойный был по-своему народец.
Я помню на раскопках то ль колодец,
то ли дольмен, какой-то идиот
туда нагадил. А вокруг – цветенье.
И я ловлю там бабочек с терпеньем.
Еще ходили мы с детьми гулять
на скалы, что с другого края балки
располагались, там, сбивая палкой
чертополох, я город созерцать
любил с вершины скал. Еще там были
пещеры, в этих скалах, мы туда
с фонариками лазили, всегда
напуганные чуть, ведь говорили,
что там скелеты есть людей, и мы
скорее лезли вон из этой тьмы.
А маме приносил всегда пионы,
цветущие на скалах в свой сезон.
Я помню весь травой покрытый склон,
мы ищем темно-красные бутоны,
над нами солнце в небе голубом,
хвост ящерицы под белесым камнем,
кузнечики трещат мотив свой давний,
однообразный, и упершись лбом
в нагретую траву, гляжу под камень
и ящериц учусь ловить руками…
А если по тропиночке крутой
и вьющейся меж плоских скал зигзагом,
вниз побежать, то очень трудно шагом
опять пойти, все с большей быстротой
несутся ноги, паника и ужас
охватывают вас, и тормозить
вы пробуете, поздно, вы ловить
пытаетесь ковыль руками – ну же,
остановись! – и кубарем уже
летите на последнем рубеже.
Зато потом, слизав с коленки с пылью
кровь темную, вы видите карьер,
в котором известняк и бельведер
на крыше у барака: с легкой гнилью
досчатой голубятня. Известняк
вас привлекает больше: негашонку
бросаете вы в воду, что так звонко
и яростно шипит, и это так
вас увлекает, собственно за этим
вы и катились с градом междометий…
Но вот и школа. Еле дождался`.
Костюм впервые в жизни надеваю
и белую рубашку, проверяю
в который раз портфель, мол, все ли взял;
цветы в руке, портфель в другой, так в школу
иду я, как и все, и счастлив так,
что трудно описать, хоть легкий знак
какой-то грусти на челе иному,
пожалуй, что заметен, – то следы
невольной элегической воды.
Да, да, уже тогда имел я склонность
в прошедшее глядеть и обобщать;
и более скажу: мне было пять