не мог я. Мы играли, помню, в школу
вдвоем с ней. И еще одну игру
запомнил я. Зимою на ветру,
звук извлекавшем, словно радиолу
небесную собою представлял
мир проводов гудящих, я таскал
по пустырю заснеженному санки,
в которых вез любовь свою. Она
была со мной на фронте, вся страна
с фашистами сражалась, слева танки
и справа тоже. Ранили меня.
Я падаю, ко мне ползет подруга,
бинт достает и голову мне туго
обвязывает, я, вполне храня
дух боевой, даю распоряженья
и требую за смерть свою отмщенья.
А рядом, где горели фонари,
и частные дома сквозь сетку света
виднелись тускловато, льдом одета
была дорога, снег там серебрил
ухабы придорожные, на санках
катались дети по дороге вниз,
до самого шоссе; ребячий визг
счастливый раздавался. «Петька! Янка!
Поехали!» – кричала детвора
и мчалась вниз, визжа, крича «ура».
В Крыму снег тает быстро. Выпадает
на два-три дня и сходит. Иногда
неделю он продержится, тогда
он, кажется, уже надоедает,
особенно постыл он всем весной.
Есть теплый снег, и хлопья его крупны,
он порист словно губка в недоступных
местах для пешеходов под луной
или в лучах полдневных солнца. Чаще
в Крыму снег быстро тающий, журчащий.
Когда же установится мороз,
что редко, но случается, – на землю
снег сыплется, какого не приемлю,
какая-то крупа, из дома нос
не высунуть, допустим, в минус двадцать
и это катастрофа для крымчан,
полезешь в шифоньер или в чулан —
не знаешь и во что тут одеваться, —
одежды нет такой, чтобы пройти
в такой мороз хотя бы полпути.
И все-таки кружащийся, но плавно,
как будто бы в замедленном кино,
снег падающий я люблю давно,
он занавесит все, что мы бесславно
настроили вокруг, да и саму
природу занавесит, словно флером
чистейшим и струящимся, с которым
знаком поэт по сердцу своему,
и это совпаденье чистой сферы
с сердечной чистотой добавит веры
поэту хоть на время, и к тому ж
я помню и другие откровенья,
когда моей души опустошенье
очистило мне зренье так, что уж
я словно бы очки, чьи стекла дымны
иль грязны, сбросил наземь, – все вокруг
струилось чистотой, и понял вдруг
я новое о жизни, хоть и стыдно
мне это бесконечно повторять,
но чаще ведь приходится молчать…
Итак, моя любовь звалась Ириной
Андросовой. Отличницей была
она, и я отличник был. Свела
нас жизнь на год, но вскоре – неповинны
мы были в том, – расстались насовсем:
мать дом сняла с отцом в районе новом,