я разбежался, собираясь мяч
направить в нижний угол, но – хоть плачь, —
мяч пролетел у вратаря над ухом
и врезался в оконное стекло,
разбив его со звоном. Повезло
Андрюше, что стекольные осколки
так разлетелись, что ему вреда
не нанесли. Все в шоке были. Да.
Но более всех я, конечно. «Елки,
что я наделал? – замерев, стоял
на прежнем месте я. – Каким скандалом
все кончится?» Вокруг меня витало
всеобщее сочувствие, всяк знал,
что это грандиозным наказаньем
окончиться должно. И с содроганьем
об участи своей я помышлял.
«О, если бы вернуть назад мгновенье
и, зная о последствиях, движенье
неловкое ногой прервать», – мечтал,
кусая локти, я… Все вышло проще.
Три дня не признавался целый класс
кто виноват в содеянном, и раз
учительница вызвала уборщиц,
двух бабушек, чтоб утром, до звонка,
не открывали класс они, пока
не выяснится, кто же разбил стекла.
Я склонен был сознаться, но меня
пугал страх наказанья, а, храня
молчание, пугал меня Дамоклов
меч наказанья. В общем, тяжело
мне приходилось. Все же разрешилась
проблема: мненье класса разделилось
и кто-то заложил меня. Свело
от страха скулы мне, когда я вызван
был в класс пустой, где у окна сквозь линзы
учительница строго на меня
взирала… Я признался в преступленье.
Я был прощен и кол за поведенье
не получил, но должен был в два дня
отец мой вставить стекла… Новым грузом
ответственность на плечи мне легла.
Как дома-то сказать?.. Вот так дела…
Я шел домой, как трепетная муза
на встречу с мясником, – так папа мой
пугал меня. Когда я, сам не свой,
во всем признался дома, к удивленью
и счастью моему, меня ругать
не стал никто, и я улегся спать
счастливый и такое облегченье
на сердце испытал, как никогда
еще, пожалуй, в жизни. Стекла вскоре
отец мой вставил, и забылось горе.
Но мне друзья шепнули, кто, мол, сдал
меня учительнице – Паша Серебрянский.
И вот поступок мелкий, хулиганский
с приятелем я совершил: сперва
мы дома у него конфет с ликером
наелись до отвала, и с задором
решили Пашке бошку оторвать
за то, что предал… Пашу на продленке
мы встретили у школы, я по лбу
бедняге дал, да так, что об трубу
он водосточную ударился… Силенки,
конечно, были не равны, и нам
с дружком гордиться нечем было. Срам.
Я помню во дворе стволы акаций
толстенные, беленые как след
известкою. Деревьям много лет
уж было. И одно из них, признаться,