Однако «ангела» это происшествие, похоже, не смутило. С бойким видом Оболенская тут же сообщила ему, что теперь она будет наблюдать за домом вместе с ним, на все расспросы о том, что же интересного столь юная особа могла узреть в унылом времяпрепровождении таинственно молчала, но знатно пикировалась с ним, чем развлекала – и, чего греха таить, отвлекала – лейб-квора в его занятиях первостатейной важности.
А важность эта заключалась в том, чтобы не упустить момент, когда в особняк проникнет тот самый «странный человек». В том, что это случится непременно – Шульц не сомневался. Все его наблюдения за главным подозреваемым и его передвижениями по Шулербургу буквально кричали о том, что рано или поздно он предпримет попытку проникнуть под сень сиятельного дома.
Шульц и отвлекался долее чем на полчаса от наблюдений за домом князя лишь четырежды за последние трое суток. В первый раз когда Лаврентий Никанорович отбыл на ужин к барону N – роскошные балы, устраиваемые в его поместье, гремели своей славой по всему городу и заканчивались лишь под утро. И ещё трижды, на срок более краткий.
Потому после слежки чувствовал такую усталость, что справедливо опасался проспать сутки напролёт, стоит ему только оказаться в постели, а не под лодкой в компании Оболенской.
Кстати, о последней. Пётр Иванович боялся признаться сам себе, но он испытывал ту степень досады, что и существовать позволяет безо всяких серьёзных неудобств, но которую, в то же время не замечать невозможно. Что же теперь – они с Настасьей Павловной больше не будут проводить время вместе? От чего-то сей факт решительно не нравился Шульцу. Дочерьми Павла Александровича Оболенского до сей поры он не интересовался, да и знакомство с отцом семейства почти никакого не свёл, потому последующие их приятельственные отношения с Настасьей Павловной – если таковые будут иметь место – выглядели бы, по меньшей мере, странно. Этот-то факт и раздосадовал Петра Ивановича.
Поморщившись от собственных измышлений – далёких от того, чем ему следовало бы занять свой ум – Шульц огляделся, после чего вышел из кабинета, решив, что если судьба будет к нему благосклонна – или, скорее, неблагосклонна – завтра же они с Оболенской увидятся на представлении в «Ночной розе». О том, что девице из семьи уважаемой вовсе нечего делать в таком месте, он старался не думать.