Напуганный известиями о загрязнении балтийской акватории в районе Дивногорска, Шмитц специально навёл справки относительно безопасности морской воды для здоровья купальщика. Когда его скептический прогноз о наличии в Балтике вредных микроорганизмов не подтвердился, он обрадовался и с вечера стал готовить купальные принадлежности.
– Я люблю Балтийское море, – говорил Вальтер, лёжа на спине в тени грибка. Ладонью он потирал живот, на котором выступили мурашки. – Можешь представить, последний раз я купался здесь пятьдесят лет назад.
…За неделю, что я один провёл в особняке, не случилось ничего примечательного, если не считать появления двух картин, которые мне несомненно удались. Я развернул мастерскую в мансарде. Паркетный пол был застелен листами ватмана и картоном. Я ползал на коленях в узких проходах между пугающими своей молчаливой пустотой неизведанными галактиками и склонялся у приглянувшегося листа, изливая на него заранее приготовленные красочные смеси, которые низвергались водопадом из стеклянных и жестяных банок. Я был потрясён размахом своих абстрактных изысканий. Никогда ещё я не чувствовал такой мощной свободы в основании творческого пространства. Я двигался по полу легко, словно по льду, и странные вибрации нетронутых бумажных фактур вступали со мной в безмолвный ритмический диалог, который я вёл плавными росчерками кисти на мокром вздувшемся ватмане. Когда выпады моей кисти, подобные дерзким уколам рапиры, оставляли на бумаге грубые текучие подтёки и не было никаких шансов обратить их в русло отчётливых цветовых рек, я поднимался с колен и долго бродил среди островных отпечатков развеянной страсти, обращённой в немые идеи, формы и темы.
Писать я заканчивал не раньше полуночи. Я гасил свет в мансарде, желая скорее приземлиться на твёрдый матрас, лежавший на полу у тахты. Ночевать на втором этаже в спальне, отведённой мне Вальтером, я не решался. Обстановка там была напыщенной и строго официальной: антикварный скрипучий диван, громоздкий буфет из красного дерева, приобретённый Шмитцем у начальника профсоюзного санатория, примитивный пейзаж Куршской косы, стилизованный под экспрессионистские небрежные холсты Молленгауэра>1, наконец, скрипучие стулья, целых пять стульев с подковообразными спинками, простоявшие полвека в глуши тёмных складских помещений военного санатория.