Дома из белого камня, в которых жили обитатели храма, искажались уродливыми полукруглыми барельефами, от одних взглядов на которые, стыла кровь.
Хван Самнанг лишь слышал все ужасы сквозь стены цветочной крипты, и ярость пополам с горечью обуревали его.
Его неширокие, миндалевидные глаза насыщенного оранжевого цвета сузились в гневе, обратив тонкие черты молодого лица, нос с горбинкой, и сухие пухлые губы в пугающую маску, поспешившую скрыться за полами нонбайтхан.
Хван Самнанг крепко сжал ониксовую рукоять своего меча, и призвав оруженосцев защищать крипту, решительно шагнул на лестницу, ведущую к главному залу и алтарю.
Картина, что открылась ему, была кошмарнее любого сна. Всюду были изъеденные и изломанные тела, как каннибалов, так и митраитов. Стены храма более не являлись ими, поскольку идея священной стены из белого кирпича была искажена годжоном в дурно пахнущие струпья и человеческие лица без кожи и глаз. Митраиты силились шептать хабчан, запивая цветочным чаем не лезущее более в глотку человеческое мясо, но голод годжона брал верх. Орды каннибалов шли по улицам, то тут, то там хватая обезумевших людей, разрезая их и раздирая, чтобы насытится, покуда умирающие пытались сотворить то же друг с другом. Хван Самнанг взмахнул мечом и произнёс слова, что были Идеей – грубой, неоформленной, но решительной. Чистый хабчан наделенный смыслом от рыцаря Хван Самнанга расцвел на костях буйным цветом белого лотоса, бутоны которого пели тысячей голосов, заставляя окровавленные струпья стен усыхать, растворятся и вновь становится благородным белым кирпичом. Мощное и чистое слово Коччи Хабчана, произнесенное человеком с достоинством, вернуло улочки храма Митры, ведущие к белокаменной цитадели, к более привычной и мирной реальности. Над алтарем Митры разлилась чудесная песнь, и яркий свет давно не существующего солнца осветил мрачную картину, заставляя митраитов приходить в себя, чувствовать скорбь и наконец, браться за оружие. Битва кипела по всей территории храма, от Белых Врат, до цитадели. Низенький, рыжий, с веснушками Ванна Йунг, розовощекий и с вечно кривой усмешкой застывшей на лице, вместе с ополчением удерживал внутренний двор, весь его задор и солнечный лик служили щитом этому месту. Голубоглазый гигант Колаб Ханъюл, с грубым лицом, словно выточенным из молочного опала, но черными, как смоль волосами, в одиночку бился на Священной Башне, поражая огромным мечем прорывающихся со всех сторон врагов. Раненных защищал тощий, и с детства седой простак Сом Нгуен, бившийся так рьяно, что мог посоперничать в жестокости с тумёган годжон. Его добродушное лицо сияло бесконечной глупой улыбкой даже тогда, когда он с силой вынимал меч из тела каннибала, вызывая фонтаны крови обдававшие всех вокруг.