– Священный для иудеев день.
– Так вы еврей?
– Да, – с вызовом ответил Тейтельбаум. – Подданный Его Императорского Величества. А у вас что – предубеждение к нам?
– Нет, – покачал головой Яблочков.
Как же он так опростоволосился? Решил, что пруссак, а оказалось – еврей.
– Просто вы не похожи. Я думал, евреи все чернявые, с бородой и в шапочке…
– Чернявые отнюдь не все. А от бороды с кипой пришлось отказаться, иначе покупатели обходили бы мою лавку стороной. Евреев в столице пока не жалуют.
– Что ж! – привстал Арсений Иванович. – Поехали смотреть квартиру.
Тейтельбаумы проживали в Большой Коломне, в доходном доме на Офицерской[3], двадцать девять, рядом с Литовским замком[4].
– Почему здесь? – удивился Яблочков. – У вас ведь лавки на Невском.
– Потому что здесь поселились мои единоверцы, первые переехавшие в Петербург. Видите ли, наш народ уже две тысячи лет рассеян по свету. И везде к нам относятся неважно. Поджоги, убийства, погромы – обычное дело что в Европе, что в Османской империи. Потому мы и держимся вместе, кагалом. Чтобы дать отпор.
– Тпру, – скомандовал извозчик.
Григорий Михайлович велел ему дожидаться и вместе с Яблочковым направился к парадному подъезду. Дверь перед ними распахнул швейцар в расшитой золотом ливрее: рослый, чуть ли не двенадцати вершков[5], вихрастый, волос каштановый, возраст – чуть больше двадцати, по всем приметам – крестьянский сын на заработках.
– Аще что позабыли? – спросил он у купца с подобострастной улыбочкой.
Но в серых, по-ястребиному посаженных глазах Яблочков заметил испуг. «Причастен», – решил он и вытащил удостоверение:
– Сыскная полиция.
– По-полиция, – пробормотал, запинаясь, швейцар. – А чаво случилось?
– Неужели сам не знаешь?
– Не знаю, ей-богу, не знаю. У нас все чинно-благородно. С самого утра полный абажур, тока Афанасий Евгеньевич с Таисией Павловной шибко полаялись, коды в церкву пошли. А боле ничаво.
– Точно абажур? – с насмешкой уточнил Яблочков.
У швейцара, несмотря на четыре Реомюра, на лбу выступил пот:
– Ничаво-с. Еще вот Гирша Менделевич вернулись, – указал он на Тейтельбаума. – И сразу уехали взад.
Яблочков удивленно на него посмотрел, мол, что еще за Гирша?
– Так меня по паспорту звать, – пояснил купец.
– Запри-ка дверь, пойдешь с нами наверх, – велел швейцару Арсений Иванович.