— Ребята, у меня такое впечатление, что та
наша клятва больше никогда не касаться событий на кафедре
стройматериалов, сейчас служит нам плохую службу, — задумчиво
сказал Палий. — Произошло убийство, и прежде всего в наших же
интересах понять, кто это сделал. Если для этого нужно нарушить
табу, мы можем его нарушить. В конце концов, мы сами его
создали…
— Митя, да мы все понимаем. Просто никто не
уверен, что та история связана с этой… — отозвалась Дина и
неожиданно пересела поближе к Гоблину, укрылась почти в абсолютную
тень, и только руки её остались хорошо видны в свете небольшой
лампы, стоящей на каминной полке.
— Но если не уверены, тогда тем более нужно
разобраться, — настаивал Палий, и Женя вдруг подумала, что это ради
неё он хочет устроить сейчас обсуждение. О расписке Марка пока,
кажется, кроме них двоих никто не знал. Что будет, когда
узнают?
Тихо открылась дверь, и появился Борис.
Словно усталый кот, потянулся и плюхнулся на диванчик.
— Алина сейчас придет, — сообщил он. —
Ребята, поймите, если бы в вашем доме… рядом с домом случилось
такое, вы бы тоже были не в своей тарелке.
— Да мы понимаем, Борь, — погладила его по
локтю Ольга. — Мы все давно научились понимать друг друга. Иногда
даже слишком хорошо.
— Вот именно. — Палий говорил жестко и
глухо. — Именно потому, что мы все понимали, что с Кристи тогда
случилось, мы и договорились больше не трогать эту тему. Но почему
мне сейчас кажется, что мы просто чего-то не знали? Или не
поняли…
— Вы не знали о том, что тогда на кафедре
Алина назвала Крыську проституткой. И сказала ей, что такой её
считает и Борис, — выпалила Надежда и зло усмехнулась. — А ведь
Алина знала, что я это слышу, я сидела за перегородкой и зубрила
формулы к лабораторной. Потом уговорила меня молчать…
— Не просто уговорила, — сквозь зубы
процедила Алина, словно призрак возникая в дверях. — Митя, налей
мне, пожалуйста, вон из той бутылки, что около тебя. Я тебе свои
сережки с топазами отдала, как ты и требовала. Чтобы ты свой
грязный язычок в узде держала. Иначе фиг бы ты промолчала тогда.
Про то, что ты там сидишь, навострив уши, я, к сожалению, просто
забыла.
Воцарилась тишина. Полумрак теперь
физически ощущался как плотная, густая субстанция, и они застыли в
этой субстанции, словно разноцветные жуки в тягучей смоле. Почти
никто не двигался, только голоса, приобретшие странную
самостоятельность и достаточность, жили собственной жизнью, убивая
прошлое и создавая его пока ещё бесформенный дубликат.