Я сразу позвонила Кате в Москву. Сказала, что статью, разумеется, ей переправлю, но, может, стоило бы мне здесь её послать в какой-нибудь русскоязычный журнал или газету (тогда их выходило на Западе очень немного). «Вы же понимаете, всё, что приходит оттуда, имеет бо́льшую ценность», – ответила Катя. И вот мы срочно в шесть рук печатаем статью на Макинтоше. Тогда мне с непривычки трудно было набирать русский шрифт на клавиатуре с латиницей, и я мобилизовала на помощь дочь и мужа. Статью отправила в «Континент» в Париже и в газету «Новое русское слово» в Нью-Йорке. Перед этим показала текст Соне Лубенской – как лингвист, она могла сделать полезные замечания. Статья приятно поразила Соню, она никак не ожидала, что я способна на серьёзный литературоведческий труд. Замечание она мне сделала одно и очень ценное: сократить стихотворные цитаты. Это действительно было моим слабым местом: мне настолько нравились Катины стихи, что всё казалось важным, и я цитировала иногда тексты песен целиком. Я сильно урезала цитаты и сократила их количество.
В октябре пришло письмо от Владимира Максимова, что они напечатают статью в первом номере 1992 года:
«6.9.91
Уважаемая госпожа Янковская!
Ваш материал о Кате Яровой мы сможем опубликовать в № 71 нашего журнала. Пришлите к публикации коротенькую биографию и, возможно, фотографию. Учитывайте также, что в связи с выходом “Континента” в Москве мы сильно опаздываем.
С уважением В. Максимов».
Письмо было напечатано на бланке журнала с французским и двумя германскими адресами. Это был последний парижский, максимовский номер. Следующий номер журнала уже официально вышел в Москве, главным редактором стал Виноградов.
Я позвонила Соне. Она меня поздравила. Действительно, лучшего нельзя было и желать, это был самый престижный зарубежный русский журнал. Узнав, что статья отправлена еще и в «НРС», Соня сказала, что так не делается и чтобы я немедленно позвонила в редакцию газеты и отказалась от публикации. Я дозвонилась до редактора Людмилы Шаковой, объяснила ситуацию. Она резко сказала, что моя статья уже набрана и должна выйти в пятничном номере, самом тиражном и читаемом. «Мы можем снять вашу статью, но имейте в виду, что после этого мы никогда уже не будем вас печатать». Я сказала, что не хочу ставить в неловкое положение Максимова, который принял статью к публикации, и попросила день на то, чтобы дозвониться в «Континент». Шакова уже более мягко сказала, что у них хорошие отношения с «Континентом», и они не возражают, чтобы статья была напечатана и там, и в «НРС», и она не думает, что Максимов будет против. К тому же для публикации в газете они статью сократили, так что полного совпадения текстов не будет. Я расстроилась – ведь они могли при этом выбросить что-то важное! Шакова в своей резковатой манере заверила меня, что с моей статьёй работал лучший редактор. «Конечно, я понимаю, вам хочется, чтобы всё осталось, – мама будет читать, папа будет читать. И так мы отдаём вам целую полосу! Первая статья никому не известного автора! Это неслыханно!» Папы моего уже три года как не было в живых, а мама умерла 23 сентября, так и не узнав, что моя первая статья была принята к публикации. У мамы моей, как и у Кати, был рак. Наверно, Людмила привыкла, что начинающим авторам хочется покрасоваться перед родственниками, для меня же главным было рассказать о Кате так, чтобы читатели поняли, какой это поэт и человек, и каждое слово в статье было не случайно. Несмотря на кажущуюся резкость Шаковой, я чувствовала, что она прониклась ситуацией, что ей понравились и статья, и Катя, и её стихи. И я согласилась на публикацию.