— Очень, — искренне ответила она. —
Прекрасный цвет.
— Истинный лиловый, — с гордостью
ответил Настройщик. — Заметьте, не фиолетовый, а именно лиловый, то
есть приближенный к мадженте. Я с любовью отбирал каждый нанометр,
который пошел в дело, и, поверьте, здесь они чудо, один краше
другого. Правда, я сбился со счета, и не помню точно, сколько их
там всего, но, если помню правильно, где-то вокруг четырехсот.
Плюс-минус двадцать. Шляпку желаете?
— Шляпку? — переспросила она.
— Конечно. В обществе принято
появляться в головном уборе, — наставительно произнес Настройщик. —
А ещё вам, видимо, понадобится обувь, и, пожалуй, зонтик. У нас
солнечно практически всегда.
Ботиночки, вдруг вспомнила она.
Может быть, это можно? Они были такие хорошие, удобные даже на вид,
и… что будет, если попросить?
— Просите на здоровье, — произнес
Настройщик. — Такие? Это они?
Рядом с вешалкой на полу возникли из
ничего ботиночки, те самые.
— Они, — ей захотелось тут же
вскочить с кровати, чтобы рассмотреть обновку, но она постеснялась.
— Спасибо.
— Отлично. Вот шляпка, а вот зонтик.
Пожалуй, с одеждой всё, — Настройщик, кажется, задумался. —
Одевайтесь, и проходите в кухню. У нас ещё много работы.
— А вы не могли бы… — она замялась.
— Вы не могли бы не подсматривать?
— Удаляюсь, — тут же согласился
Настройщик. — Хотя, конечно, ничего нового я не увидел бы. Но если
вам угодно, я перемещусь.
— Спасибо, — произнесла она. —
Просто мне немного неловко.
— Никаких проблем, — заверил
Настройщик.
***
В зеркале отражалась сейчас девушка,
среднего роста, светловолосая, не худая, но и не толстая, с ясными
серыми глазами, высоким лбом, и, кажется, немного испуганная.
Платье, в которое она до того облачилась, очень этой девушке шло, и
сидело на ней, как влитое. Одевать его оказалось, против ожидания,
удобно, потому что застежка (ряд маленьких пуговок) располагалась
спереди, а на рукавах застежек не было вовсе. Ткань платья тоже
понравилась — тяжелая, гладкая, приятная на ощупь. Вот только
отражение…
Она не помнила себя такой. Прежнее
отражение точно выглядело иначе, в этом она была сейчас уверена. То
отражение вспоминалось как старое и грустное, и уж точно у неё
прежней не было ни светлых, чуть вьющихся, локонов, ни серых глаз,
ни высокого лба. И руки были другими. И фигура. И лицо.