— Хорошо, — кивнула Аполлинария. —
Давайте попробую. Постараюсь вернуться побыстрее.
— Вот и умница, — похвалила её тётя
Мирра. — Мелания, отчекрыжь хвост, — приказала она. Ножницы бабули
Мелании щёлкнули, и последняя нитка, соединявшая карту с клубком,
оказалась отрезана. — Держи. И будь в дороге осторожной. Детектива
не позабыла ещё? Ну и вот, и думай, что к чему, да почему.
***
В этом Городе всегда хорошая погода,
думала Аполлинария, идя по улице, и помахивая зонтиком, как
тросточкой. Зачем я каждый раз беру с собой зонтик? Наверное, его
нужно оставлять дома, ведь я тут уже долго, а дождя так ни разу и
не было. Облака да, облака есть, но легкие, пушистые, словно
сахарная вата, и уж точно не дождевые. Вечное лето, солнечное,
прозрачное, тёплое. И сам Город тоже выглядит тёплым и приветливым,
но — это Аполлинария уже успела понять — это впечатление обманчиво.
Город отнюдь не такой, каким может показаться. Лавка с редкостями,
судьба балерины, нелепое приключение с Детективом — это всё
доказывало, что с Городом следует держать ухо востро, и не
расслабляться. А ещё очень хочется понять, что же это всё-таки за
место, и как она, Аполлинария, здесь очутилась. И почему? Это
посмертие? Она была уверена, что там, где она жила раньше, она
умерла, но Город расходился с её представлениями о Рае и Аде,
потому что ни Раем, ни Адом он точно не был. Ему не подходили
определения, которые Аполлинария знала до того, как здесь
очутилась, а сама она пока что определения придумывать
затруднялась. «Я уже ошиблась несколько раз, — думала она. — А
вдруг я снова ошибусь? Не хотелось бы. Лучше буду пока что
наблюдать, и не спешить при этом с выводами».
Улица закончилась, и Аполлинария
оказалась на площади. Бывать здесь ей теперь даже стало нравиться,
потому что площадь, во-первых, была красива, и, во-вторых, здесь
можно было послушать чужие разговоры и посмотреть на людей. После
Детектива Аполлинария не решалась начинать новые знакомства, но
теперь думала, что через какое-то время, вероятно, она всё же
осмелиться обратиться к кому-то, чтобы поговорить. Общество старух
её, конечно, не тяготило, но хотелось каких-то новых, неизведанных
доселе впечатлений. И новых лиц хотелось. И новых тем, которые
можно обсудить.
Дойдя до центра площади, Аполлинария
остановилась, и вытащила из кармана карту. Здесь, в центре, стоял
памятник — при первом знакомстве памятник Аполлинарию озадачил, она
потом долго думала, кто такой памятник смог вообразить, и почему он
стоит на площади Города, который уж точно расположен не рядом с
морем. Памятник был морской. Огромный, нелепый якорь, и моряк,
который стоит рядом, и опирается на него. Странный моряк, у
которого было четыре лица, и восемь рук. И, кажется, три ноги, но
Аполлинария так и не смогла понять, не принимает ли она за ногу
какую-то деталь якоря. «Неизвестным морякам, осмыслившим Бабочек,
покинувшим Берег, и постигающим Пути» — вот что было написано на
этом памятнике. Странные у них какие-то моряки, решила тогда про
себя Аполлинария. Как можно постигать пути, при этом предварительно
осмыслив каких-то бабочек, и покинув какой-то берег? Моряк гулял,
увидел бабочку, осмыслил, потом сел на корабль, и куда-то
отправился? Так? Но зачем ему тогда памятник? Или им… Думать о
памятнике, впрочем, ей скоро надоело, к тому же окрестный народ
памятник просто игнорировал. Да, под ним назначали встречи и
свидания, да, в его тени сидели на лавочках отдыхающие люди, но,
собственно, сам памятник явно ничьи умы не занимал.