— Тебя-то? Нет. Убил бы. Ну, как,
убил. Перевел бы в другую фазу, — непонятно сказала баба Нона. — А
из другой фазы ты бы долгёшенько выскребалась, милая моя.
— Но как же люди… — начала было
Аполлинария, но тётя Мирра её перебила:
— Люди? Да как всегда. Что люди, что
не люди, всё едино. Им, понимаешь ли, всем, всяким разным, даны
инструменты для того, чтобы понять, где белое, где чёрное, что
плохое, что хорошее, но толку с этого чуть. Почему? А просто всё.
Лень. Ведомым-то куда как проще быть. Вот и ведутся. На всякое и
разное. Слепая вера, она такая.
— Неужели ничего с этим нельзя
сделать? — огорченно спросила Аполлинария.
— Да можно, конечно. Если с молодых
ногтей показывать, что да как, то можно. Но большинство этого не
делает, незачем. Жрать-то их куда как проще, чем учить, —
усмехнулась бабуля Мелания.
— Неужели все голуби в городе — это
бывшие люди? — с грустью спросила Аполлинария.
— Конечно, нет! — возмущенно
ответила тётя Мирра. — С чего ты это выдумала? Есть вполне себе
обычные голуби. И воробьи. Ну, то есть как, обычные, — она
задумалась. — Тут ничего обычного нет на самом деле, но это пока и
неважно. В общем, голуби тут всякие и разные, и лучше бы тебе,
Поля, быть с ними со всеми исключительно вежливой. И
деликатной.
— Это обязательно, — заверила
Аполлинария. — Но я так и не поняла — научить отличать черное от
белого всё-таки можно?
— Можно-то оно можно, — вздохнула
баба Нона. — Но вот скажи ты мне, честно, как на духу — сама ты
способна точно отличить, что есть чёрное, а что белое? Вот прямо
точно-точно способна? Сперва различить, а потом научить.
Сумеешь?
Аполлинария задумалась. Прежде ей
казалось, что да, конечно, но сейчас ею овладели сомнения. С чего
она взяла, что слабым душевно людям станет хуже, если они будут
голубями? Может быть, для них подобные немудрящие радости и есть
вершина счастья и благополучия? А что до загаженной крыши, то это
ей, Аполлинарии, крыша была неприятна, но голубям-то чего
стесняться? Их крыша, наверное, вполне устраивает. Равно как и
Петрикор. Для голубей он, вероятно, самое то — идеал. И красивый, и
велеречивый, и небо показал, и улыбнулся. Да и не убивает он их
вроде, сказал, что сами умирают, а после смерти им действительно
уже всё равно.
— Я не знаю, — произнесла она тихо.
— Думала, что знаю, а теперь… я не уверена. Но если бы я учила
кого-то, то, наверное, сделала бы всё-таки иначе.