У Баку со взлётом и посадкой дела обстояли куда лучше,
сказывался опыт использования, да и строили её непосредственно для
самолётов вертикального взлёта и посадки. С чем у неё было плохо –
так с применением авиакрыла. В противостоянии с Глубинным Флотом
штурмовая авиация сестры по эффективности, по расчётам Ульяновска,
была где-то на уровне японских палубников. Что для реактивной
авиации было катастрофически мало.
– О чём думаешь? – окликнул парня командующий.
Эскадра уже вернулась к пирсу и ожидала, когда Москва закончит
свою тренировку. Девушка всерьёз настроилась отыграться за всех,
отбиваясь уже дольше Киров и Комсомолец вместе взятых. Операторы
беспилотников приняли вызов, буквально засыпая её всем, до чего у
ребят дотянулись руки.
Однако чем дольше шёл бой, тем хаотичнее становились движения
канмусу, словно она начинала терять ориентацию в пространстве или
же пыталась увернуться от чего-то на воде. И всё чаще
самолёт-разведчик докладывал, что в него целятся зенитно-ракетным
комплексом.
– Берег, вышлите пару соколиков отогнать этого недоделанного
шпиона, – сквозь зубы процедила Москва на частоте, выделенной двум
флагманам для переговоров со штабом. – Или я его сама заземлю…
Ульяновск перестал гипнотизировать воображаемые радары и поднял
взгляд на адмирала, подошедшего к краю причала. Затем осмотрелся по
сторонам.
– О моей эскадре инвалидов, – после недолгого молчания тихо
ответил он.
Командующий по-отечески вздохнул и покачал головой.
– Об этом позже поговорим. Меня Москва беспокоит…
– Как и меня, – сдвинув брови, добавил парень. – Она ведь не
может не знать, что это мой самолёт в небе. Другим тут взяться
просто неоткуда.
Гусоедов жестом подозвал Коммуну и обратился к ней:
– Ничего не замечаешь?
Канмусу-плавмастерская приложила ладонь к голове, всматриваясь
вдаль. Её жест повторил и Ульяновск, параллельно разворачивая
истребители визуальной разведки на новый курс.
– Хм… – задумчиво протянула Коммуна. – Что-то с ней не то,
словно…
В этот момент Москва сделала резкий вираж в сторону, отработав
по воде из бомбомёта. Странное решение, учитывая что дроны заходили
на неё, как правило, сверху, а повела себя девушка так, будто перед
ней материализовалась вражеская субмарина в надводном
положении.
– Исторический синдром, – закончил за неё Гусоедов.