— Ага! Проснулся! Я вижу, что проснулся!
— Ох, что же так болит всё!
— И ты ещё спрашиваешь? Тебя с полуня снимали кран-балкой!
Окоченел так, что ноги не разгибались! Ты бы ещё голым
прискакал!
— Мы на «ты»? Я чего-то не помню?
— Ты что, с ума сошёл? Ты меня не узнал, что ли? Алё, братец, у
тебя мозги ещё не оттаяли?
— Братец? То есть… Марвелотта, клянусь Краем, это ты?
— Марва! Я ненавижу полное имя!
— Я помню, но… Блин, тебе было пять лет!
— Я выросла. С детьми такое случается.

— И какой красоткой!
— Прекрати меня дразнить! И вставай уже. Я чуть с ума не сошла,
разгребая тут всё в одиночку!
— Ты же учишься в Кисгодоле? — вспомнил Эдрик.
— Да, в этой нефилимами высранной школе. Не тупи, я тоже
получила сообщение о маме и папе. Приехала, как и ты. Два дня
назад.
— Ну да, конечно, прости. Как ты, сестрёнка?
— Угадай, блин. Счастлива остаться сиротой? В восторге от
встречи с братом, который меня даже не узнал? Тащусь от того, что
на меня вывалили все дела поместья, и я тону в куче бумаг?
— Прости, Марв. Правда. Я летел, как только мог. Я очень
спешил.
— Да уж, судя по тому, что забыл одеться…
— Не ожидал, что за десять лет в окрестностях Бос Туроха станет
настолько холоднее. Раньше я успевал доскакать, разве что слегка
озябнув.
— М-да. В пять лет ты казался мне таким умным!
— А ты всегда была врединой и язвой. Но я рад тебя видеть. Иди,
обнимемся.
Они обнялись, и Марва, всхлипнув, шепнула ему на ухо:
— Я рада, что ты приехал. Мне было очень одиноко и грустно. Я
скучала по тебе, братец.
— И я, сестрица.
— Врёшь. Но это неважно. Мы семья.
— Мы семья, — подтвердил Эдрик.
***
За обедом, по семейной традиции, которую дети Колловски терпеть
не могли, но теперь почему-то, не сговариваясь, соблюдают, никаких
разговоров. Марва грустно ковыряется в тарелке, Эдрик, по
солдатской привычке, ест с аппетитом, запивая мясо пивом. На войне
никогда не знаешь, когда поешь в следующий раз. Слуги подают блюда
и напитки, всё вкусно и напоминает о детстве. В Конечном Крае еда
совсем другая. Покинув поместье, наследник Колловски по нему не
скучал и вспоминал нечасто, но сейчас оно словно затягивало его в
себя обратно. «Святые нефилимы, — подумал он мрачно, — это же всё
теперь моё. Зачем? Что с ним делать?»
Замок расположен на краю владения, чтобы не занимать пахотную
землю под светилом, поэтому на башнях местами лежит снег, а спальни
греют медные трубы от паровой махины в подвале. Латифундия
раскинулась в низине, занимая обширную долину у самой границы
Жендрика. Дальше только безлюдные отравленные земли, где, по
слухам, всё ещё бродят во тьме древние реликтовые чудища.