Ботаник, блин. Вспомнив, как обернулся Михин бизнес номер один, каким боком корешу вышел, Ярый не сдержался и в голос заржал. Дамочка перед ним (ладная такая дамочка, блондинистая, в плащике), вздрогнула и обернулась. Смерила взглядом, и губы в куриную гузку свернула. Ишь, не глянулся ей. Овца тупорылая.
Ладно, чего ради друга не сделаешь. Филармония, так Филармония. Что мы, хуже этих мышей очкастых?..
У Ярого, между прочим, с детства была восприимчивая к прекрасному душа.
В гардеробе, в желтом электрическом свете, среди зеркал и пузатых, обитых бархатом банкеток ему понравилось.
Он снял кожаный плащ, нежно улыбнулся гардеробщице:
– Головой ответишь, кошелка старая, – если хоть пылинка…
Седая грымза с камеей не нашлась, что сказать. Глазами похлопала и выдала номерок.
То-то же.
Ярый пригладил еж, щелчком сбросил с пиджака пылинку и вразвалку проследовал к ковровой дорожке. На широкой лестнице малиновым ледоколом взрезал хлипкий лед непочтенной публики.
Расступались мамаши с детьми, жались к перилам очкарики, костлявые тетки в шарфах испугано косились.
А Ярый плыл, как король: в левой руке барсетка, в правой – тяжеленький, как кирпич, телефон с толстой черной антенной.
В фойе тоже шарахались. Когда он обозревал портреты композиторов, справа и слева тут же образовывалось почтительное пространство.
Зря они. Между прочим, он с детства тянулся к музыке. В первом классе еще мамаше сказал, что пойдет играть на рояле.
Таню Фишер из соседнего подъезда отдали на скрипку, и ее тонкая шея, косички и скрипка в футляре будоражили сердце юного Славика.
Мамаша отвела сына на прослушивание.
– Слух отсутствует. Деревянные ложки, барабан, разве что, – развел руками педагог, усатый дрыщ в отвратном коричневом пиджаке. – Знаете что? – добавил он с энтузиазмом, – вы отдайте его в спорт! Смотрите, какой он у вас крепкий, головастый. Уверен, спортивная карьера подойдет вашему сыну лучше всего!
Славка на боксе оттарабанил четыре года. Потом в тяжелой атлетике. Уже в восемнадцать пошел на подпольные курсы карате. От армии его мамаша отмазала – единственный кормилец, чо.
Так что прав оказался музыкантишко. Как в воду глядел, штырь усатый.
Но до сих пор не мог простить Ярый, что вход в мир музыки ему заказан.
Он провожал Таню, носил ее скрипочку, и малейший косой взгляд расценивал как оскорбление действием.