И вбежал в свое «логово» (в комнатку, где живет с Матвеем). Комнатка была сделана прямо в конюшне. Даше понравилось начатое ею озорство, решила продолжить. Она подошла к двери конюшни, изменив голос на мужской, закричала:
– Тут кто есть!?
Никто не отвечал, она отворила дверь конюшни, вошла в конюшню, увидела из пяти боярских лошадей выездных стоят только четыре, арабского серого в яблоках жеребца нет. Подумала:
– Наверное, Матвей уехал на разминку его, а то застоялся.
Она еще громче заорала:
– Кто тут есть!?
Никто не отзывался. Тогда она подошла к двери комнатушки и черенком плети громко постучала. Перепуганный Семен, еле слышно, заикаясь:
– Я-я, се-й-ча-с.
Даша с шумом отворила дверь и вошла в их жилище. Семен согнул спину, опустил голову так низко, что осталась наверху одна спина. Даше так весело и смешно стало, она не выдержала и своим веселым, милым голосом громко засмеялась и, еле разберешь, сказала:
– Ну что, дядя Семен, не угадал? Перепугался?
Семен поднял голову, испуганный смотрел на Дашу, не веря своим глазам. Потом громко вздохнул, глядя на плеть:
– Так ведь, барыня ты наша милая, вон то, что у тебя на руке, она не один раз ходила по моей спине. И Даша подняла правую руку, на которой висела плеть, посмотрела на плеть, лицо ее сделалось серьезным, сняла плеть с руки и бросила на скамью, стоящую у стены. Даша как-то сразу переменилась, грустными глазами осмотрела это «логово», в котором жили Матвей и Семен. Села на нестроганую скамейку, на которую бросила плеть, и сказала, садясь:
– Дядя Степа, давай поговорим.
– Изволь, барыня, – Семен сел на нары, на которых лежала примятая солома, тут они и спали с Матвеем. Даша еще раз посмотрела на нары, на стены и потолок, как-то тяжело вздохнула и грустно сказала:
– Дядя Семен, ведь в этом логове свиньи и то по доброй воле не согласятся жить. Нет, дядя Семен, в этом ты виноват, ты, – повторила она.
Конюх Семен побледнел, тело его затряслось.
– Так я же хотел обделать по-людски, как только ваш папаша Матвейку отдал мне на воспитание, – сказал он. – Да куда там, ваш управляющий, как увидел, что я начал материал припасать, сказал мне:
«Ты, Семен, и так живешь намного лучше, чем другие крепостные, брось это дело». Я вашей маменьке сказал, она сказала, что ничего против управляющего сделать не может, ну я вот так и живу.