– Держать дистанцию, разомкнуть ряды! – Успел отдать приказ
стратег, прежде чем его щит потребовался на передовой: ламия
молотила хвостом как безумная, не обращая внимания на раны и
проливаемую ею же кровь. Люди гибли, чудовище истощалось и обрекало
себя на гибель, но наверняка умом она понимала: исход у схватки
лишь один, и всё, что она может – это или забрать с собой как можно
больше смертных, или умереть позорной смертью дичи чуть позже.
Очередной удар пришёлся на щит Неарха, но на этот раз тот при
касании взорвался воздушными серпами, истощив долгое время
напитывавшиеся руны. На землю хлынула кровь и упал кончик хвоста, а
в заверещавшую ламию тут же врубился Феогнид вместе с ещё одним
престолатом, использующим воздушную стихию.
Удар, второй – и древнее мифическое существо, лишившееся обеих
рук, заваливается на землю, а в тушу тут же впивается с десяток
копий-дори, прижимая ламию к земле.
Тварь размахивает когтями, но не может достать своих обидчиков.
Изворачивается, точно змея – и из последних сил выплёвывает сгусток
кислотного газа. Двое гоплитов с криками отстраняются, но
оставшихся, полных гнева, ярости и желания отомстить за товарищей
хватает, чтобы выиграть время для остальных воинов-магов.
Мечи, копья и даже один топор обрушились на чудовище, а
финальный удар нанёс сам Неарх, опустив свой тяжёлый щит на череп
врага, проломившийся и обдавший всё вокруг ворохом ошмётков костей,
мозгов, кожи и чешуи.
Всё стихло на миг, но это было обманчивое ощущение. Над полем
боя, в которое северяне превратили деревню, разносились стоны и
рычание раненых, где-то занималась огнём древесина, стучали
осыпающиеся камни и складывающиеся, точно карточные домики, дома.
Ламия нанесла войску огромный урон, и стратег, тяжело дыша и глядя
на дело рук своих, понимал – с этого момента ничего уже не будет,
как прежде.
Враг совершил свой ход, и теперь Подолимпье ждут тяжелые
времена…
***
Интерлюдия: То, чего никто не видел. Спустя несколько дней после
Триумфа.
Стояла глубокая и тихая ночь, когда почва под стеной частично
разрушенной, заново заселяемой деревни разошлась, и из-под неё
начал выбираться худощавый, неестественно бледный, кажущийся почти
мёртвым мужчина. С его волос и одежд ссылалась костная пыль, лицо
покрывала ошмётками висящая, словно отслаивающаяся кожа, а грудь
судорожно вздымалась от слабых попыток сделать первый вдох.