Такой Герман меня пугал. Я знала, что он не простой человек, не
милый душка. Но никогда не видела его таким по отношению ко мне. Со
мной он был чутким, внимательным. А тут его голубые глаза засияли.
У меня по позвоночнику пробежала холодная капля пота.
— Я не буду жить с изменщиком.
— Когда мы поженимся, все будет по-другому.
— Нет, — я покачала головой.
Я в это никогда не поверю. Особенно после тех циничных слов, что
он называет всех женщин одинаково, чтобы не путаться. Сколько еще у
него их?
— Тебе придется все это забыть, — Герман наступал на меня, а я
пятилась в коридор. — Брачный договор не будет расторгнут.
— Я расскажу обо всем сестре, и она будет на моей стороне.
— Ты не посмеешь.
— Посмотрим, — я вздернула нос, хотя внутри все холодело от
страха перед женихом.
Он загнал меня в ловушку. Мои лопатки коснулись стены. Герман
почти навис надо мной. Я рванула в сторону двери. Но он в два шага
настиг меня и перехватил поперек живота. Прижал к своей мощной
груди спиной.
Я выворачивалась из его рук, но силы были неравны.
Над ухом прогремело грубое:
— Не сопротивляйся. Давай поговорим.
— Нам не о чем говорить! — я вырывалась, но безуспешно. Мой
диплом уже валялся под ногами, никто на него не обращал внимания.
Мою чистую искреннюю любовь растоптали. Единственный мой дорогой
человек, кроме сестры, предал меня.
— Герман, твоя девчонка видела меня, — жених развернулся вместе
со сопротивляющейся мной в сторону рыжей стервы. Та даже не
потрудилась одеться. Так и стояла в его белой рубашке, расстегнутой
до самой груди, прислонившись плечом к дверному проему. Она
чувствовала себя тут хозяйкой, словно это её квартира.
Сколько раз она тут была? Сколько раз они мне изменяли за моей
спиной?
Как же хорошо, что я узнала об этом сейчас. Перед самой
свадьбой. Всего неделя оставалась до этой торжественной даты.
— С этим надо что-то решать, — закончила она. Смысл её слов туго
доходил до меня.
— Лори. Успокойся. Кому говорю! — рыкнул Герман на меня, а потом
посмотрел на любовницу. — Вариса, уходи. Я сам со всем
разберусь.
Но та не могла угомониться.
— А знаешь, может, поставить ей рабское клеймо? — она задумчива
постучала по подбородку пальцем. — Хотя нет. Слишком мягко.
Предлагаю отрезать ей язык, чтобы она не выдала нас, м? — приторно
сладко произнесла рыжая, словно говорила о погоде.