1.
Голубое
с белым обрамленье
к юбилею
праздничных трибун.
Ощущаешь лёгкое волненье,
и почти «слияние двух лун».
Безупречен
маленький «заказник».
Вдоль трибуны
радостный проход.
Суетится, предвкушая праздник,
искушённый в праздниках народ.
И в «каре»
построены аллеи,
и «в пастельных»
города наряд.
Городам, придумав юбилеи,
не жалеют денег на парад.
Под салют
немыслимо помпезный,
будто день последний
пред постом.
Не увидев праздника болезный,
осенит испуганно крестом.
Вновь отправляюсь я в ночь налегке.
Жизнь, как идеи марксизма.
Грубая баба в цветастом платке
не предает оптимизма.
Ёлки ещё уцелели в лесу
в предновогодние ночи.
Баба сидит, ковыряет в носу.
Зрелище, в общем, не очень.
Плавно войдя в «монорим» моих дней
путь обещает быть длинным.
Лучше закрою глаза поплотней.
Нет больше бабы – павлина.
Я не хочу слушать о смерти,
и не хожу при Луне по краю.
Но никому не скажу: «Верьте!»,
ведь и себя до конца не знаю.
Не открывайте чужие двери,
чьи-то племянник или сестрица,
горе чужое и мне, отмерив.
Я их не знаю, но мне не спится.
Все не могу разделить печали.
Я не хочу слушать о смерти.
Вы расскажите мне о начале.
Добрые вести в большом конверте
Я пытаюсь спуститься с «Монмартра»*,
не ворча, как усталая сводня.
Почему в слове слышится «завтра»,
если завтрак съедаю сегодня?
О надежде с терпеньем вещая,
равнодушный утешит «угодник».
Не хочу завтра ждать, поглощая
бутерброд с ветчиной на «сегодник».
*) в значении «Гора мучеников»
Сердце закрыто, рёбра, как помочи.
Кольца
деревьев
сжимают,
как обручи.