Софи, они знали, вовремя не явится даже на Страшный суд, но никогда бы не осмелились попрекнуть ее этим. Она ведь была знакома с самой Зинаидой Гиппиус (да и не только с ней!) и исправно сообщала верной пастве вести и откровения о грядущей судьбе русской словесности и мира в целом.
Так что дамы ждали только Софи, а пока обсуждали последний выпуск «Весов»1. Разумеется, вскоре разговор их стремительно перетек в тему «о вечном». Первую скрипку тут заиграла Ариночка. «Да, я верю! – доносился из гостиной ее голосок. – Нет, я знаю! Я знаю, что грядет нечто великое. Мироздание остыло, человек засерел, обмельчал. Но у кого сердце не прогоркло, тот чувствует, как нагнетается в воздухе обновление мира. Люди творческие ведь все чаще обращаются к религии, к вечным образам, а значит – и к самому Господу! Это ли не знамение человечеству?»
– Как она верно все говорит, – прошептал вдруг Ваня, внимательно слушавший звон голоса молодой поэтессы.
– Тоже мне теолог. В розовых кружевах, любитель античности, – усмехнулся Саша.
– А ты у нас по Закону Божьему, наверное, отличник?
– Нет. Я ни по какому не отличник.
– Учеба не дается?
– Это я ей не даюсь.
Ваня открыл было рот, чтобы ответить, но тут же его закрыл, увидев стоящую на пороге мать.
– Сашенька, кому ты там не даешься? – с улыбкой подхватила Ольга Михайловна. – Да не бойся – не стану ничего выпытывать. Софи, наконец, пришла – хочет на тебя взглянуть.
И, взяв Сашу за руку, она торжественно вывела его в гостиную.
Если бы столик, за которым сидели дамы, не был круглым, то Софи непременно усадили бы во главе. Хотя, она и без того выделялась среди прочих. Она была высока ростом, коротко пострижена, а бледно-голубые ее глаза всегда были щедро накрашены.
– Хорош, – вынесла она вердикт, оглядев юношу с ног до головы. Говорила она тоже по-особенному, тщательно выверяя слова и придыхания. – Леночка, весь в тебя!
Елена пожала плечами, но с Софи спорить не стала. Та еще раз оглядела Сашу, уже более пытливо, подслеповато щурясь, и вновь обернулась к подругам.
Поняв, что больше тут не нужен, Саша собрался уйти, но Ольга Михайловна успела сунуть ему в руки котенка.
– Пусть у вас побудет, а то у Софи аллергия, – прошептала она.
Саша послушно взял кота под пушистое брюхо и поплелся обратно. На сей раз, освободив от горшка с фиалками видавшую виды табуретку, он уселся к окну, настойчиво начесывая холку котенка, который уже пригрелся у него на коленях.