Аттия снова остановилась и подняла голову.
– Наверное, ты из-за этого злишься, – проговорила она. – Просто завидуешь, да?
Вместо ответа повалил снег – бесшумный, безостановочный. Аттия закинула узелок на плечо и устало побрела сквозь беззвучный белый холод, от которого немели пальцы, трескались губы, сохли щеки, а пар дыхания сгущался в облачко, которое не рассеивалось.
Плащ изношенный, на перчатках дыры. Проклиная Рикса, Аттия ковыляла по замерзшим рытвинам, спотыкаясь о куски проволочной сетки.
Снег уже запорошил тропу, спрятал следы повозок. Куча воловьего навоза замерзла в могильный холмик. Губы у Аттии посинели от холода, но вот она подняла голову и увидела деревню.
Белые, как и все вокруг, жилища тоже напоминали надгробия. Они полностью сливались бы с тундрой, если бы не дым, валящий из труб и продушин. Вокруг жилых холмиков стояли высокие столбы, на вершинах которых сидело по человеку. Дозорные?
Дорога раздваивалась. За развилкой следы труппы: примятый снег, соломинки, голубые перья. Аттия опасливо выглянула из-за ледника и увидела деревянную ограду. Рядом у жаровни с горящими углями сидела толстуха и вязала.
Она поселение охраняет?
Аттия закусила губу, опустила капюшон пониже и через снег побрела к ограде. Женщина подняла голову, хотя спицы продолжали ритмично клацать.
– Кет найдется?
Удивленная Аттия покачала головой.
– Ладно. Оружие покажи.
Аттия вытащила нож и протянула его охраннице. Та бросила вязанье и убрала нож в ящик:
– Еще что-то есть?
– Нет. Чем же мне теперь защищаться?
– В Морозии оружие запрещено. Правила такие. Мне нужно тебя обыскать.
Толстуха проверила заплечный узелок Аттии и ловко ощупала ее.
– Порядок, – объявила толстуха, отступая в сторону. – Проходи. – Она взяла свое вязанье и принялась клацать спицами.
Озадаченная, Аттия перелезла через хлипкую ограду.
– Тут хоть безопасно? – спросила она.
– Сейчас много свободных комнат. – Толстуха подняла голову. – Во втором отсюда иглу на постой пускают, загляни туда.
Аттия отвернулась. Интересно, как одна старуха обыскала целый караван циркачей? Спросить Аттия не могла, она же их якобы не знает. Прежде чем шмыгнуть в иглу, она поинтересовалась:
– А когда соберусь уходить, мне нож отдадут?
Никто не ответил. Аттия оглянулась.
И застыла в изумлении.
На табурете никого не было. Спицы клацали сами собой.