Даня буквально задыхался от ярости. Я схватила его за руку и потащила прочь, оставив дрожащего учителя с окровавленным носом в кабинете.
Когда мы вышли из того крыла, парень остановился посреди коридора.
— Соня, — дрожащим голосом спросил Даня, — как ты? Он… сделал тебе больно?
— Нет, нет, Даня. Не успел. Я… в порядке. Ну, физически. Испугалась очень, — ответила я. — Обними меня, пожалуйста.
Он обхватил меня двумя руками, прижав к себе крепко-крепко. От чего я разрыдалась у него на груди.
— Тише-тише, маленькая. Я тут, с тобой. Не дам тебя в обиду.
В его крепких и таких надёжных объятиях, я почувствовала себя лучше и постепенно стала успокаиваться.
— Прости, я не видел, как он увёл тебя. Повернулся, а тебя уже нет. Думал, может, в туалет вышла. Ждал, а тебя всё нет. Испугался, не знал, куда бежать. Хорошо, Ульяна видела, как ты с ним ушла, — бормотал он, целуя мои волосы.
— Даня, спасибо тебе! Ты спас меня. Боже мой, как же я испугалась, — я прижала мокрое от слёз лицо к его шее.
— Сейчас вызовем полицию, пусть они закроют этого урода, — прорычал Даня.
— Ох, нет! Пожалуйста! Не надо полицию! — взмолилась я.
— Почему это? — не понял он.
— Даня, сегодня выпускной. Зачем портить людям праздник? Я совсем не хочу сейчас разборок с полицией, ехать в участок, писать заявление, давать показания… Все будут потом это обсуждать, смеяться, какая я глупая, сама с ним пошла и так далее. Пожалуйста, не нужно всего этого!
— Я понимаю, но ты не права. Ты ни в чём не виновата. Тут ты жертва, Соня. Этот урод не должен оставаться безнаказанным!
— Ты и так наказал его. Ты ему нос сломал, дверь выломал. Ему придётся всё это как-то объяснять. Но если он только попробует всё свалить на тебя, то тогда я молчать не стану, всё расскажу! Но давай это оставим, Даня. Давай уедем отсюда и проведём лучше это время вместе!
Я понимала, что поступаю малодушно, решив не связываться с полицией, но мне и правда не хотелось превращать выпускной в скандал. Другие же ни в чём не виноваты.
В итоге, мне удалось уговорить Даню оставить всё и уехать. Мы устроили свой собственный выпускной. Гуляли по ночному Питеру, сидели на набережной в обнимку. Я с заплаканным лицом и с потёкшей тушью, а он со сбитыми костяшками на руках. И нам было всё равно.
Он говорил мне, какая я красивая, даже такая, растрёпанная и с разводами под глазами. А я бинтовала ему руки, купленным в ближайшей аптеке бинтом, чему он сопротивлялся, ласково гладила и целовала их, от чего он смущался и, в тоже самое время, замирал от восторга.