Должно быть, у Григория сейчас было
очень выразительное лицо. Такое, что Колычев улыбнулся снова и
вскинул руки:
– Но, но… У вас такое лицо, молодой
человек, что, похоже, вы сейчас в драку кинетесь. Или «слово и дело
государево» закричите. Не надо, садитесь, давайте, просто попьём
чаю и поговорим. Во-первых, вы гость, раз зашли, во-вторых –
все-таки чем обязан?
С «чем обязан», правда, пришлось
погодить. Вначале Григория мягко, но чётко, хорошо отлаженным
жестом усадили на мягкий персидский диван. Потом – не менее чётко
достали и сунули в руку чашку. Стеклянную, в оправе чернёного
кубачинского серебра, такую тонкую, что Григорий побоялся держать
её в пальцах. Отставил, посмотрел на Колычева, сказал, нахмурившись
почему-то:
– Во-первых, убит человек.
Во-вторых…
– Понимаю, вполне достаточно и
во-первых. Сожалею, да. Родственница или?..
– Или… Так, почему «она»?
– Вы наблюдательны, молодой человек.
Хотя лицо вас выдаёт, оно у вас на редкость выразительное. Просто
догадка. А может – надежда, уж простите человека, которого вы
оторвали от подготовки лекции по романтизму в поэзии. В наш
предпоследний век отрадно видеть, что люди могут лезть в драку не
только за рупь серебром или начертание «ятя» в священной книге.
Э-эх, молодость. Кстати, похоже, я вас раньше видел? Вы ко мне на
лекции не ходили часом, молодой человек?
Григорий порылся в памяти и вспомнил,
что да, ходил. Раза три, благо те лекции – единственное место, где
можно было улыбаться чернобровой Марьям Тулунбековой и не ожидать в
рыло от её братьев. Потом прокричали: «Хай ираме…» – глашатаи и
красные флаги поднялись на площадях. Марьям уехала с госпиталем в
Елин-город, и любовь к мировой культуре у Григория закончилась
резко и сама собой. Вот лектора он совсем не запомнил тогда. А
господин лектор, выходит, его запомнил.
Ещё по уху неприятно полоснуло
Колычевское «молодой человек» – приглядевшись, Григорий понял, что
они с профессором одних лет, просто тот, видно, слишком привык к
университетским порядкам. Поморщился даже – то, что было бы понятно
на устах старого Ефима Колычева, главы рода – в устах младшего
нестерпимо резало ухо. Но старый Ефим с сыновьями сейчас на войне,
ломает еретиков где-то в лиманах, под Чёрной заводью. А младший
здесь, и не видно, что под проклятьем – вон, напротив, с видом
довольного хозяина, стоит, разливает душистый зелёный чай по
чашкам. Впрочем, здесь он и есть хозяин, только…