А мальчонка всё ручки тянет, а ближе не подходит — дед не
пускает.
И тут голоногая меня за уши двумя руками взяла, повернула к себе
да в уста прямо и поцеловала сама. В глаза глядя. Солёными от слёз
губами. И вдруг понял я, что меня-то, Антипку, порубили чёрные
насмерть, да в горниле том, что после Вяза осталось, спалили. Давно
уж. А я вот зачем-то сижу на земле опять, да парню какому-то, что
за спиной стоит, пройти мешаюсь. Его зовут эти, не меня. Ну и
отошёл в сторонку.
Рука не поднималась. То ли Антипка долго гостил в чужом-моём
туловище, то ли силы все вытянула в себя проклятая дыра,
незаживающая рана, на самый край которой, незаметной под толщей
земли и обманчиво-живой зелёной травкой, я сподобился усесться. Но
как-то было уже не до причин. Ощущение того, что тело не
подчиняется, будто парализованное — не самое приятное в любом
возрасте, наверное. А в моём — особенно. Последнее, о чём я думал —
это о параличе. На губах стоял солёный вкус слёз Энджи.
— Молодец, Яр! Чуть-чуть осталось — просто протяни руку, -
«голос» Осины звучал напряжённо.
Сергий и девчонки смотрели на меня, забывая моргать. Рука
Павлика покачивалась и подрагивала. Он, кажется, никогда ещё не
стоял на одном месте так долго. А Древу легко говорить - «просто
протяни». Тут ноги не протянуть бы. Такое чувство, что телекинез
пытался освоить — силой мысли подвинуть совершенно посторонний
предмет. Думать так о собственной руке было непривычно и очень
неприятно.
— Попробуй тогда Землю почуять, как там, на обочине! - не
унималось Древо. - Её сил попроси!
Необходимость поднимать неподъёмную руку отпала. Это была
единственная хорошая новость. Потому что ни пения, ни далёких
звуков музыки я тоже не слышал. В ушах до сих пор стояли
предсмертный вой сельчан и рычащие крики «чёрных». Стоп! Это же не
в моих ушах, а в Антипкиных, ученика Клима-Хранителя!
— Климку видал?! - Сергий аж вытянулся, продолжая стоять передо
мной на коленях. - Мы на Непрядве тогда ждали его, да не дождались.
Что сталось с ним?
«Картинка» головы Хранителя Вяза, последнее, что видел его
ученик, прежде чем провалиться в пылающий ад, полетела к нему,
кажется, сама, вовсе без моего участия. Лицо старика почернело и
застыло. Стало гораздо страшнее тех, с какими они только недавно
поминали с балагуром-Петром погибших однополчан.