– Да нет, – поправил Мехмет-ага. – Твое лицо на месте. Она откусила тебе нос. Поэтому столько крови, – наконец вывел он свое решение. – Даже не сам нос. А только его кончик. Жить будешь.
Джафар оглядел безумным взглядом капающие с рук ручейки крови.
– Убей её, – завизжал он на нубийца, приживавшего голову рабыни к полу. Тот выхватил из голенных ножен тонкое лезвие и подвел его к шее лежащей.
–Нет! – проорал Джафар. – Я! Дай сюда нож, я вспорю ей брюхо! Выпущу её вонючие кишки.
Он схватил выскальзывающий из рук нож и прицелился воткнуть его в спину рабыни.
– Нет, не так! Поверни её лицом! – скомандовал он нубийцу. – Смотри сука, вот твои кишки, – проорал он, замахиваясь. – Нет! – судорога перекосила все его залитое кровью лицо, и он остановил замах ножом. – Я воткну его в твою поганую дырку! – он заметался, не зная куда вонзить лезвие, меняя свое решение каждую секунду.
– Остановись Джафар, – Мехмет-ага дернул его за плечо, заодно отводя от себя неистово прыгающее лезвие, – ты истечешь кровью. Нужно прижечь рану, пока ты весь через нос не вытек. Потом рассчитаешься с рабыней.
Джафар еще несколько секунд помахал рукой, выбирая куда вонзить нож, но благоразумие взяло вверх и, неистово щерясь кровавой маской, он поплелся вслед за капитаном наверх.
– Стерегите её как зеницу ока! – простонал он, обращаясь к нубийцам. – Как свою жизнь!
Железную пластину раскалили докрасна и потом, при помощи суетящегося Фарука и пары матросов, держащих отчаянно бившегося Джафара смогли прижечь открытую, бьющую пульсирующим ручьем рану.
Из своих личных запасов Мехмед-ага выделил для пострадавшего маленький шарик опиума и тот, после короткой затяжки, погрузился в глубокий, суматошный сон.
– Что скажешь теперь про весовщика, Фарук? Теперь ты все ещё готов поменяться местами с толстым Джафаром?
– Не приведи небо! – поежился тот. – Пусть каждый баран висит за свою ногу.
– Видишь, как быстро ты поумнел, – усмехнулся Мехмет. – Неприятности – хороший учитель.
Оставив Фарука с любопытством разглядывать спящего, капитан спустился вниз, в трюм.
Рабыня находилась в том же положении в каком он её оставил. Нагота в сочетании с кровью неприятно ковырнула что-то в душе капитана, и он, подняв с пола её тряпки, накинул их на покрытую запекающейся кровью рабыню.
Нубийцы зашипели в сторону капитана.