— Ага, — кривое объятие за плечи, снова смех. — Погреем. У нас настойка есть. Димас, поройся в бардачке.
Суют мне мутную бутылку. И фляжку толкают, накидывают засаленное дырявое покрывало на плечи. Колочусь.
Чувствую запах нестираной одежды, пота и земли. Перегара.
Толкаю рукой неопознанную жидкость.
— Спасибо.
Коллективный смех.
А ещё ёлочка. Зелёная, гадкая. Вонючая. Ненавижу эти чёртовы освежители воздуха! Интересно, если меня вывернет, они на меня не позарятся?
Красная «нива» трясётся по разбитой дороге, и если учитывать, что меня в принципе всегда укачивает, а ещё я давно не ела и боюсь, то к горлу подкатывает тошнота.
— А ты откуда такая чистая, красивая? — опять гогот.
— Замёрзшая. Аки, блль, снеговик, — еще гогот.
— Снежная баба.
Гомерический хохот.
Мне очень холодно. Печка работает, но всё равно. Рот почти не слушается. Еле-еле получается выговорить:
— Ненавижу Даниила Александровича Михайлова.
— Шо?
— А я смекнул, — лыбится тот, что за рулём. — Она от Дикаря ползёт. Только он мог такую снежную бабу взашей вытолкать.
— Дыа-а, — ещё одно объятие.
— Долго ещё? — Покачиваюсь в ритм прыгающей «нивы».
Все, как и я, зовут его Дикарем. Надо ж. Похож, значит.
— А ты как платить за проезд собираешься? — интересуется тот, что слева.
Самый наглый и дерзкий. Это он всё время пытается обнять меня. Понятно, на что именно он намекает.
— У меня сифилис, — поворачиваюсь к соискателю платы, отвечаю совершенно спокойно. Немыми губами. Он хмурит косматые брови.
— Да ну.
— Ну да, год уже как. — Губы пересохли, но немного оттаяли.
— Гонишь! — гыкает тот, что за рулём.
— Ай, пацаны, везем её к Степановне, у них, у городских, какой только дряни нет, ну её на фиг. Меня потом Дунька кокнет. Они там сигары какие-то электрические курят, может, и болезни заморские есть. Я бы не рисковал. Да и не согласится она со всеми сразу.
Услышав последнее, я хватаю чью-то кепку из кармана сиденья. Меня выворачивает. От холода, голода, стресса и злости. А ещё от ёлочки. Будь она неладна.
Мужики выкидывают меня у какого-то дома, орут вслед, чтобы я заплатила за кепку, и ещё долго вспоминают мою мать и всех ближайших родственников.
Умываюсь снегом. Полощу рот и плетусь к калитке первого попавшегося дома. Стучу. Громко лает собака. Меня аж передёргивает от того, что может ждать внутри. Но дверь на крыльце скрипит, зажигается свет. Судя по голосу — пожилая женщина. И она спрашивает о том, кто я. Объясняю. И, привалившись к забору, с радостью узнаю, что это тот самый гостиный дом. Не обманули. Привезли.