Любомира волков никогда не боялась, а уж полумертвых — тем более. Чужую боль она ощущала так же остро, как свою собственную, потому пожалела несчастную: сбегала за рогожкой, волоком перетащила зверя лесного к себе во двор, расчистила угол в дровнике, натаскала туда сена. И только устроив волчицу в гнезде, осторожно срезала веревки, а потом придвинула ближе миску с водой, положила ломоть вымоченного в молоке хлеба, погладила тяжко вздымающийся бок… и ушла, как только серолапая подняла голову и глухо зарычала.
Больше ведунья волчицу не беспокоила, лишь приносила ей воду и еду, оставляя их на пороге. А наутро услышала из сарая многоголосый писк и несказанно обрадовалась: хвала Великой Матери, живых родила! Счастье!
Еще через день волчица-мать вырыла яму под запертыми воротами и перенесла волчат в свое лесное логово. Любомира на нее не обиделась, лишь пожелала удачи и уже хотела было убрать из сарая опустевшее гнездо, как вдруг услышала писк и заметила копошащегося в сене белого волчонка, который отчаянно плакал и искал мать.
Был ли это прощальный отдарок за спасение, или просто волчица решила оставить самого слабого, не похожего на других щенка, Любомира не знала. Да и знать не хотела. У нее теперь была иная забота и, поблагодарив Великую Мать за урок, ведунья забрала несмышленыша в дом. Там скрутила жгутом тряпку, смочила ее в разбавленном молоке, дала волчонку сосать. Когда тот наелся, принялась обустраивать в старой корзине лежку.
— Вижу, девка ты, как и я, — улыбнулась ведунья. — Что ж, будешь Снежкой, подружкой моей белолапой.
Непросто оказалось вырастить кроху. Приходилось часто кормить, мыть, ночами не спать, теплом своим согревая пискливый комочек. А позже — играть, как играют волки со своими щенками, учить уму-разуму, как учила бы Снежку волчица-мать. Но зато как радовалась Любомира, когда маленький, слабый щенок окреп, превратился в сильного и красивого зверя.
В тот злосчастный день преданная подруга не бросила Любомиру в беде и теперь тосковала в неволе — не спала, не ела, даже воду почти не пила, оттого вконец обессилела и почуяла близость смерти. Потому и не сдержалась в ту ночь: не завыла — горько заплакала…
.
Йорунн почти добежала до клетки, но, услышав голос Эйвинда, разговаривающего с волчицей, остановилась как вкопанная. Нужно было уйти, пока вождь ее не заметил, но девушка отчего-то и шагу ступить не могла. А Снежка принюхалась — и перестала выть, заметалась и заскулила, взволнованно глядя туда, где притаилась Йорунн. Сердце девушки оборвалось.